– Привет, Арман.
Голос был такой знакомый. Да и фигуру, даже в тусклом свете, Гамаш узнал сразу. Он столько лет любил его. Они вдвоем еще в запретном возрасте заглядывали в бары, ходили на свидания вчетвером, зубрили учебники перед экзаменами, отправлялись в долгие прогулки, разбирали насущные мировые проблемы. А потом собирали их до последнего винтика. Вместе курили. Вместе прогуливали. Они были шаферами друг у друга на свадьбах. Стояли друг за друга горой, просили друг друга стать крестными своих драгоценных, любимых детей.
Внезапно Арман Гамаш снова оказался дома. Он прижимался щекой к грубой ткани дивана, устремив глаза на дорогу. Он ждал маму и папу. Они приходили домой через день. Но тем вечером приехала какая-то незнакомая машина. Из нее вышли два человека. Постучали в дверь. Рука бабушки нашла его руку, в нос ударил неожиданно резкий запах нафталина от ее свитера, когда она прижала его голову к себе, чтобы защитить его от слов. Но слова все же нашли его, накатили на него и прилипли к нему на всю оставшуюся жизнь.
Ужасная автокатастрофа.
И уже тогда с ним рядом был его маленький друг Мишель Бребёф. Гамаш рос, и его утешало знание того, что ничего страшнее в жизни уже не будет.
До сего дня.
Теперь он стоял перед этим человеком, которого так любил. Всадники отпущены на свободу и несутся вниз по склону, лошади ржут, оружие наголо. Пленных не брать.
– Bonjour, Michel.
– Ты ведь знал, да? Я видел это по твоему лицу, когда выходил сегодня из кабины лифта.
Гамаш кивнул.
– Откуда? – спросил Бребёф.
Гамаш оглянулся на стоящего в дверях агента Лемье.
– Он остается, Арман.
Гамаш уставился на Лемье, внимательно вглядываясь в его лицо. Но увидел только холодный, жесткий взгляд.
– Еще не поздно, – сказал Гамаш.
– Слишком поздно, – возразил молодой агент. – Для нас обоих.
– Тебя я не имел в виду, – сказал Гамаш.
Бребёф поднялся:
– Откуда ты узнал?
– Тайны, – сказал Гамаш, удивляясь спокойствию своего голоса. Этот разговор был похож на множество других, которые он вел с Мишелем. Логичный, вдумчивый, даже мягкий. – Мы боимся наших тайн. Ты сказал это мне в кабине лифта.
– И что?
– Ты сказал, что это один из уроков, которые я преподаю стажерам. Но это неправда. Я произнес эту фразу только однажды, и это было здесь, в старом доме Хадли. И сказал я эти слова агенту Лемье.
Бребёф задумался на мгновение.
– Значит, ты знал, что он работает на меня?
– Я знал, что он работает на кого-то другого, но не на меня. Я знал, что он шпион.
– Почему? – Бребёфа невольно одолело любопытство.
– Так действовал Арно. Просто и эффективно. Ввести человека, которому ты доверяешь, в какое-то дело – и пусть доводит ситуацию до точки кипения. Un agent provocateur. Я понял, что если люди Арно попытаются меня свалить, то будут делать это изнутри. Подсадят крота в мою команду. Но Арно пользовался услугами головорезов. Ты гораздо умнее. Ты выбрал человека располагающего, который умеет втереться в доверие.
Гамаш повернулся к Лемье:
– Ты легко сходишься с людьми. Вся команда приняла тебя. Ты умный, самокритичный. Ты вписался в команду. Это гораздо эффективнее, чем подсылать головорезов. Ты убиваешь поцелуем.
Холодные глаза агента Лемье выдержали пристальный взгляд Гамаша.
– Осторожнее, молодой человек. Вы играете с вещами, в которых ничего не понимаете.
– Вы думаете, не понимаю? – Лемье шагнул вперед. – Вы думаете, что я – молодой агент Лемье, наивный, неопытный, глуповатый? Вы полагаете, что я был сбит с толку щедрыми обещаниями суперинтенданта? Думаете, что меня соблазнили?
Говоря это, он подходил все ближе к Гамашу. Шел нарочито медленно, а голос его звучал ровно и бархатно, завлекающе. Обворожительно. Но очарование юности слезало с него как шелуха, а то, что приближалось к Гамашу, с каждым шагом становилось все старше и отвратительнее. Наконец Лемье остановился, почти уткнувшись лицом в лицо старшего инспектора. У Гамаша возникло ощущение, что это существо сейчас лизнет его своим омерзительным, скользким языком. Он изо всех сил заставлял себя не отступать, сдерживая рвоту.
– Вы думаете, что настанет день и я пожалею об этом, да?
Гамаш ощутил на своей щеке вонючее дыхание Лемье.
– Вы предсказуемы, старший инспектор. У вас потребность спасать людей, как когда-то спасли вас. Если вам еще раз будет предоставлена такая возможность. Суперинтендант рассказал мне о ваших родителях. Для большинства мальчишек это стало бы незаживающей раной, но вы сумели выжить и даже процветаете. Но заключенная вами сделка состояла в том, что вы будете помогать другим. Никто не может утонуть, пока вы на вахте. Тяжелый крест.
Гамаш чувствовал, как колотится его сердце.
– То, о чем мальчишки разговаривают друг с другом… Я представляю себе вас, Гамаш. Дюжий, рослый серьезный мальчик рассказывает своему другу о торжественной клятве помогать людям. И Бребёф торжественно поклялся помогать вам. Верно? Как Ланселот и Артур [77] . И в конечном счете один предает другого. Чему там учил вас ваш первый начальник? Евангелие от Матфея, глава десятая, стих тридцать шестой. Вы думали, что я не обращаю на это внимания? – спросил он Гамаша.
– Нет-нет, я всегда знал, что ты на все обращаешь внимание.
Гамаш повернулся к Бребёфу. Он чувствовал, что теряет контроль над собой, и если это случится, то он потеряет все.
– Я могу понять нападки на меня, но на мою семью, Мишель? При чем тут Даниель? При чем тут Анни, ведь ты ее крестный отец?
– Ты уже тогда мог понять, что это я. Кто еще столько знает о твоей семье? Но ты все равно оставался слепым. Таким преданным. – Бребёф покачал головой. – Ты так ничего и не заподозрил, верно? Все думал, что это Франкёр.
Гамаш шагнул к Бребёфу, но между ними встал Лемье. Гамаш не помнил, чтобы Лемье был таким большим. Он остановился, не сводя взгляда с Бребёфа.
– Я знал: что-то переменилось между нами, – сказал Гамаш. – Ты был отчужденным, вежливым, но не больше. Всякие мелочи, но ничего, за что можно было бы зацепиться. Всякие глупости, которые и упоминать-то не стоит, но одна мелочь цеплялась за другую. Забыл поздравить с днем рождения, не пришел на вечеринку, бросил мимоходом замечание, которое могло оскорбить. Но я никак не мог в это поверить. Я решил не верить своим глазам.
«Боялся поверить в это, – подумал Гамаш. – Боялся, что это правда и что я могу потерять лучшего друга. Как Хейзел потеряла Мадлен».