Сзади раздался какой-то неясный шум, который сперва его совсем не встревожил. Он не смог объяснить, почему внезапно он осознал: этот шелест подошв по мостовой означает, что его преследуют. Он выбрал самую простую тактику: остановиться и вновь пойти вперед, оставаясь при этом начеку. Шаги повторили его ритм, они затихли и послышались вновь одновременно с ним. Он похолодел от ужаса. Сейчас на него нападут. Если он выживет, может быть, он, весь израненный, в крови, сумеет добраться до улицы Фонтен. Ужас Таша уступит место гневу, когда она поймет, что он вновь начал расследование. То, что было всего лишь подозрением, перерастет в уверенность. Она потребует развода, увезет Алису. А он зачахнет в одиночестве. Это нагромождение катастроф, которое он вообразил себе в тот самый миг, когда выбрасывал окурок и давил его каблуком, разбудило в нем бойца. Лучше самому пойти навстречу опасности. Он рванулся к незнакомцу, который прятался под аркой, и схватил его за грудки.
— Если вы взялись за старое, я вовсе не собираюсь терпеть насилие, я клянусь, так вас растрясу, что костей не соберете, и пусть это будет для вас уроком.
— За старое? Уроком? — оторопел незнакомец. — Вы меня с кем-то путаете.
— А с какой стати вы следите за мной?
— Я жду подходящего момента, чтобы с вами поговорить.
— Вы, собственно, кто?
— Рафаэль Субран.
Виктор вцепился покрепче.
— Вы собираетесь поступить со мной так же, как с Шарлиной Понти!
— Черт, вот этого я и боялся, — пробормотал Рафаэль Субран, тщетно пытаясь высвободиться. — Этот дурак Шерак вам порассказал всяких небылиц. И вы ему поверили!
— Чему мне верить — это мое дело. Из его рассказа понятно, что вы если не преступник, то точно шантажист! И уж точно не самая достойная личность. Вот вам совет: если хотите продолжать преступную деятельность, лучше поезжайте отдохните в деревню, да подольше. Или же целиком и полностью посвятите себя искусству, а не то многообещающая карьера молодого дарования оборвется в сырой и холодной тюремной камере.
Рафаэль Субран наконец сумел высвободиться и кубарем помчался в направлении галерей Пале-Рояля.
Пятница, 10 ноября
Хельга Беккер переживала свою вторую молодость. Под ее увядающей оболочкой таились чувства, которые прежде ей были вовсе не свойственны, — если не считать краткого периода романтической юности, когда она мечтала о прекрасном принце. На этот раз все было иначе. На этот раз тело заявляло свои права. Физическая любовь преобразила ее. «Интересно, это я благодаря велосипеду стала такой резвой? — мысленно вопрошала она себя. — Или, правда, Вильгельм — тот, кого я ждала всю жизнь в сердце своем?»
Своим восторгом необходимо было поделиться с близкими по духу людьми. Кто лучше Виктора Легри, другого адепта велосипедного спорта, способен разделить с ней радость, даже если она — поскольку стыдливость не позволяет — не может открыть ее причины. «Ведь мы же еще не женаты с Вилли… К счастью, осталось ждать только три недели».
Каково же было ее разочарование, когда она столкнулась с Мишлин Баллю, которая стоически выслушивала излияния бывшего профессора Мандоля!
— А мсье Легри сегодня нет? — огорченно спросила Хельга.
— Он разговаривает с Жозефом в служебной комнате, — сухо ответила консьержка.
Она не испытывала особой симпатии к велосипедистке, и потому, изобразив недовольство — как же, ее потревожили посреди такого интересного разговора, — вновь обернулась к собеседнику.
— Ну что, поскольку нам осталось всего три дня до катастрофы, должны ли мы в самом деле опасаться столкновения с кометой? Потому что я что-то не чувствую себя вполне в силах покинуть мою привратницкую, хотя это и источник непосильного труда, ни даже Альфонса, хотя он и Бог знает как надоел мне со своим бельем, которое то и дело приходится чинить! — пробубнила Мишлин Баллю.
— О моя бедная мадам, представим себе комету, масса которой вместе с хвостом в два раза больше массы Солнца, — как та, что мы наблюдали в 1811 году. Бац, она врезается в нашу планету! Пожар, который последует за этим, будет таким огромным фейерверком, что вам уже не нужно будет открывать двери или латать рубашки вашего кузена. Но можете быть уверены: 13 ноября наша старая добрая планета всего-навсего пройдет через кольцо небольших астероидов, она уже выпутывалась из подобных ситуаций в 1799, в 1833 и в 1866 годах. Если повезет, мы будем присутствовать при самом великолепном (и совершенно безопасном) зрелище множества падающих звезд, которое только можно себе представить, — объяснил бывший профессор Мандоль.
— А нет вероятности, что они повалятся на Париж?
— Никакой. Мы выживем. Зато вот нашим потомкам придется несладко: через десять миллионов лет они увидят, как погаснет Солнце. Возможно, что примерно в 2167 году земной шар будут населять больше двенадцати миллионов жителей, и тогда ужасный голод погубит род людской. Так что спите спокойно, у вас в запасе еще двести семьдесят лет.
— А вот у меня сегодня утром не так много времени. А нельзя ли как-то прервать их междусобойчик? — Хельга Беккер показала на Виктора и его зятя.
— Попробуйте, на ваш страх и риск, — пожала плечами Мишлин Баллю.
Двое заговорщиков, заметив, что на них обращено всеобщее внимание, отошли подальше.
— Рафаэль Субран — лицемер и обманщик, — заметил Жозеф.
— Вы меняете мнения, как перчатки. То у вас подозреваемый Луи Барнав, то первый попавшийся тип.
— После того, что вы мне рассказали… Признайтесь: тут есть о чем призадуматься. Все одно к одному! Субран играет на скачках, трое убитых тоже этим увлекаются. Они связаны между собой, и Барнав тоже при деле, поскольку он кучер омнибуса линии AQ, который возил весь этот бомонд.
— Но фамилии Субрана нет в списке свидетелей.
— Наверняка смылся до прихода полиции.
— Он не слишком-то похож на убийцу, типичный шантажист, да к тому же еще и трус. Дело это непростое, слишком много веревочек связано в узел. Неоспоримый факт: смерть Флорестана Ноле. Имя его няни: Лина Дурути. Лина, Шарлина, не одна и та же ли это женщина? Тогда устанавливается связь между ней и Субраном. Единственный способ раскопать что-то из прошлого Лины Дурути — отправиться в Бисетр.
— А как проникнуть в эту крепость?
— Тревога! — шепнул Виктор, хватая первую попавшуюся книгу. — А что вы думаете, Жозеф, об этом издании «Мемуаров мессира Роже де Рабютена, графа де Бюсси?» 1704 года? Не был ли он кузеном мадам де Севиньи?
— Какая муха вас… Ох, — выдохнул Жозеф, заметив Ихиро Ватанабе. Как только он зашел в магазин, бывший профессор Мандоль и Мишлин Баллю немедленно бежали с поля боя.
Хельга Беккер поздоровалась с ним: в каком-то смысле он не хуже книготорговца подходил для того, чтобы выплеснуть на него избыток эмоций.