— У меня есть новая информация, с которой я хотел бы поделиться с мсье Мори, — сказал он.
— Его что-то не видно. А вот расскажите этим двум господам, они будут в восторге, — посоветовала Хельга.
Ихиро Ватанабе посмотрел на парочку в подсобке и помотал головой:
— Они презирают статистику, им лишь бы поразглагольствовать. Жалко. Один английский экономист вычислил, что за двенадцать месяцев он произнес одиннадцать миллионов восемьсот тысяч слов. Сколько среди них лишних! Он еще к тому же насчитал 12 сотен рукопожатий, хотя эта практика совсем не так распространена в Великобритании, как здесь. Скольким идиотам он только не сказал «Здравствуйте!» Это еще одна деталь, которую необходимо отметить в книге, которая станет открытием для публики! Scripta manent [59] , как говорили римляне.
Хельга Беккер попыталась выйти на улицу, но Ихиро Ватанабе преградил ей путь и аккуратно оттеснил ее к центральному столу. И там безжалостно продолжал свою волынку:
— Человеческое тело содержит железо в таком количестве, что, выделив его отдельно, можно выковать семь вполне приличного размера гвоздей. Оно содержит при этом столько жира, чтобы отлить шесть с половиной свечей, достаточно угля, чтобы изготовить около десяти тысяч карандашей, и такое количество фосфора, чтобы приготовить 80 тысяч спичек. Это еще не все: в нас содержится двадцать кофейных ложек соли, пятьдесят кусочков сахара и 42 литра воды. Феликсу Потену пора закрывать лавочку!
— Вы какие-то ужасы рассказываете: ведь не станут же уничтожать таких же, как мы, людей для того, чтобы добыть продовольственные товары! — обомлев, выдавила Хельга Беккер.
— А почему нет? Ведь убивают же миллионы животных, чтобы мы могли набить себе желудки! Увы, рыба и мясо продолжают оставаться нашими любимыми блюдами, никто не в силах отказаться от котлет.
Это слово напомнило что-то Жозефу, у него в мыслях возник образ человека, который компенсировал лысину на макушке пышными бакенбардами в виде котлет.
— А если обратиться к Исидору Гувье? Он нам посоветует, — прошептал он в ухо своему зятю.
— Прекрасная идея! Бегите, позвоните ему с улицы, а я пока займусь этими буйными.
Жозеф, не мешкая, подчинился, едва не нарвавшись по дороге на Мели Беллак, которая возвращалась с покупками и громогласно приветствовала его:
— О! Сколько лет, сколько зим!
Виктор ринулся вперед и, ухватив обеих дам за талии, отвернул их от входной двери.
— Какое счастье видеть здесь такие цветущие розаны! Мадам, вы обе прелестны, как колибри!
Не привыкшая к такому обращению, Мели Беллак с негодованием оттолкнула нахала. Что касается Хельги Беккер, она порозовела от удовольствия и с радостью приняла комплимент, доказывающий то, что она интуитивно ощущала: любовь делает женщину прекрасной. Лишь Ихиро Ватанабе приуныл.
— А куда делся ваш собеседник?
— Помчался к любимой женщине!
Исидор Гувье назначил Жозефу свидание в полицейской префектуре с утра, ближе к полудню. Хотя он больше официально и не работал в «Паспарту», его пригласили туда, так же, как и других журналистов, на вручение медалей шести плотникам — жертвам несчастного случая на строительстве будущей Всемирной выставки, произошедшего в октябре этого года.
Жозеф бросил огрызок яблока в водосток, прежде чем зайти в место, где он бывал последнее время так часто. Повернув в коридоре, он натолкнулся на щеголя, который стал раздраженно поправлять складочки своего шевиотового костюма.
— О, господин Пиньо! Вы меня искали?
— Нет, мсье Вальми, я приглашен на второй этаж Исидором Гувье.
— Гувье, Гувье… А! Этот, хромой, с вечной сигарой во рту. Не выношу этот запах, одежда им пропитывается насквозь! Значит, этот тип зачем-то сюда приперся. Ведь он вообще-то на пенсии, что он здесь забыл?
— Он председательствует на вручении медалей рабочим.
— А, ну да, вспомнил, прославление рабочего класса. Гувье еще работал в газетке, которая печатала ваши романы, если мне не изменяет память.
— Время от времени Антонен Клюзель заказывает ему статьи, чтобы тот мог сводить концы с концами. Прежде он был агентом государственной безопасности. Хромает он оттого, что его ударил ногой карманник и перебил ему берцовую кость. Его перевели в Бюро исследования семейных интересов, потом он стал работать в редакции «Паспарту», это старый мой друг, я его знаю с 1889 года.
— Ваша верность старым друзьям делает вам честь. И ваше вошедшее в поговорку любопытство тоже. Ваш шурин должен был рассказать вам о моих проблемах.
— Конечно, господин главный комиссар, поскольку мне уж посчастливилось встретить вас, не сочтите за труд прояснить мне ситуацию. На каком этапе следствие? Каково ваше мнение по поводу убийства Эзеба Турвиля? Как минимум, загадочным представляется сходство этого преступления с убийствами Робера Доманси и Шарля Таллара.
— Я еще не просматривал выводы этого расследования, так что у меня не сложилось конкретного мнения.
— Но этот факт снимает вину с Фермена Кабриера. Вы собираетесь его отпустить?
— Он выйдет на свободу завтра, после осуществления необходимых формальностей.
Огюстена Вальми явно раздражала настырность Жозефа, и он сосредоточился на одной из своих перчаток из желтой замши.
— Я был несколько холоден с мсье Легри при нашей последней встрече, — заключил он. — Его умение разгадывать самые запутанные преступления, несомненно, заслуживает уважения, и, может быть, появление третьей жертвы в этом деле вынудит меня прибегнуть к его помощи. Я предполагаю, что он рассказал вам, что Робер Доманси, которого я предпочитаю указывать в качестве первой жертвы, был моим…
Тут Огюстен Вальми закашлялся и выдержал паузу, более долгую, чем того требовала ситуация.
— Знаю, очень вам сочувствую. Тяжело потерять близкого родственника и особенно при таких обстоятельствах.
— Я был бы вам очень благодарен, если бы вы не афишировали мои родственные связи с … И… Я… Могли бы вы выступить моим посланником к мсье Легри?
— Правильно ли я понял, что вы хотите, чтобы он продолжил расследование?
— Скажите ему просто, что он может рассчитывать на любую мою помощь, но только пусть никому об этом не рассказывает.
— Ну, это само собой разумеется, господин комиссар, мы не станем распространяться на эту тему. Мы с мсье Легри будем держать вас в курсе наших выводов и версий.
Огюстен Вальми кивнул. Чтобы показать, что заметил и оценил это «мы».
— Этого разговора, понятное дело, не было, — процедил он, глядя в сторону.
«Ну и голосок, — подумал Жозеф, — словно отбрасывает собеседника на дистанцию в двадцать шагов».