– Правда?
Сесилия, высокая, почти как мужчина, с тяжеловатой нижней челюстью и добрыми густо-карими глазами, нежно улыбалась, сверху вниз глядя на Джейн.
– Честное слово, – заверила она и крепче обняла Джейн. – Я поеду с тобой в Лондон, если пожелаешь. А наша подруга миссис Миллс будет счастлива приютить нас на такой срок, какой нам понадобится.
– Спасибо тебе, милая Сесилия.
Сесилия качнула головой.
– Нужно собрать вещи, все продумать. Нам ведь предстоит зимний путь, притом неблизкий. Шутка ли – Лондон! Идем, ты здесь совсем озябла. Несколько дней понадобится на то, чтобы разработать план. Чарльз и Мэри наверняка захотят помочь.
«Тебе не отвертеться, – мысленно говорила Джейн. – Так что давай, спасай Уильяма Максвелла. И себя. И Уилла!»
Весть о поражении граф Нитсдейл услышал из саркастических уст своего старого врага – того самого женоподобного офицера, который застрелил Поллока. Уильяма везли на юг вместе с другими шотландскими лордами, в числе которых были два пэра, один из них – лорд Дервентуотер. Карета с благородными пленниками следовала под конвоем драгун, не имевших намерения упускать столь ценную добычу.
– Ну, джентльмены, вынужден вас оставить. Надеюсь, вы успеете как следует поразмыслить о своей участи, – изрек женоподобный офицер, заглянув в окно кареты. Для этого ему пришлось нагнуться в седле. Взгляд задержался на Уильяме. – Желаю благополучно добраться до места назначения.
С этими словами офицер ускакал.
– Всему виною наша нерешительность, – проворчал Уильям. Перед его мысленным взором все еще мелькали сцены уличных боев в Престоне. – А вас мне жаль, лорд Дервентуотер, – продолжал Уильям. С Дервентуотером обращались как с особо ценным пленником. До сих пор Уильям едва перемолвился с юным аристократом парой слов. – Ваш батюшка был очень добр к родным моей жены – еще во Франции, в Сен-Жермен-ан-Ле.
– Мы с вами там не встречались, не так ли, сэр? – уточнил лорд Дервентуотер. – А я ведь во Франции родился.
Уильям покачал головой.
– Нет, не встречались – иначе я бы помнил.
– Я ни о чем не жалею, – с пафосом произнес юный аристократ. – Я сражался за веру и короля.
– Вам едва ли грозит казнь, милорд. Вы молоды, богаты; ваша семья пользуется огромным влиянием на севере. Король помилует вас, наверняка помилует, – подбодрил Уильям.
Зато самого его постиг новый приступ страха за свою семью… и за собственную шею.
– Вы уже попросили родных о помощи? – поинтересовался Дервентуотер.
– О да. Надеюсь, моя добрая жена, Уинифред, получила письмо, в котором я умоляю ее прибыть в Лондон.
– Для слабой женщины это тяжкое испытание – ехать в этакую даль да в этакие холода, – заметил Дервентуотер.
Уильям не мог не согласиться. Похоже, этот юноша до сих пор склонен воспринимать ситуацию с романтических позиций. Что касается Уильяма, настороженность женоподобного офицера, скрытая под сарказмом, и алчные взгляды драгун-конвоиров сказали ему более чем достаточно. Англичане предвкушают изрядный выкуп за своих благородных подопечных – вождей якобитского восстания. Уильям подозревал, что избежать монаршей расправы будет отнюдь не просто.
– Более, чем своей жене, я ни одному человеку в жизни не доверяю. Вдобавок лишь она владеет бесценным даром – способностью убеждать и находить протекцию.
– Как по-вашему, граф, станет ли Корона марать руки и терять время на казнь людей, что остались в тюрьмах на севере? – спросил Дервентуотер, явно с целью сменить тему.
– Едва ли, милорд. Для того чтобы донести до народа простой посыл – о неугодности католиков, Короне вполне достаточно казнить аристократов, – ответил за Уильяма лорд Кенмур, до того молчавший. – Мы с вами, джентльмены, придемся его величеству королю Георгу как раз кстати. Послужим примером прочим якобитам.
В Барнете лорд Дервентуотер обратился к офицеру из конвойных:
– Куда нас везут?
– Большинство направлены в Маршалси и Флит, кое-кто – в Ньюгейт; например, вождь горцев и его грязные приспешники, коим что баба, что овца – все едино. А вас, милорды, поджидает Тауэр – таково распоряжение его величества.
– Мне сказали, завтра мы поедем верхом, – вставил лорд Уинтон.
На следующий день Уильям заметил, что конвойные сменились и число их увеличилось.
– Явно опасаются, как бы сторонники короля Иакова не пришли к нам на подмогу, – обронил Уильям самым что ни на есть обыденным тоном, в то время как мысли его были заняты Уинифред и почти непосильной задачей, которую он поставил перед женой. Выдюжит ли она? Милая Уинифред всегда отличалась мужеством – но, увы, обладала хрупким сложением. В любом случае размеры толпы, собравшейся глумиться над про́клятыми, убеждали графа Нитсдейла: положение у него незавидное. Вскоре всем пленникам связали руки.
– Как же нам держать поводья, когда мы повязаны, точно куры, которых несут на рынок? – возмутился Уильям.
– Держать ничего не придется – даже собственную попранную честь, – процедил ближайший к нему офицер и глумливо добавил: – Все, что осталось изменникам, это удерживаться в седле, если, конечно, они на такое еще способны.
Связанные, точно рабы, конвоируемые конными гренадерами и пешим взводом, шотландские аристократы вступили в столицу, где чернь встретила их зловонием глумливо разинутых ртов.
Под надсадный гром победного марша процессия мерно продвигалась по лондонским улицам. К барабанщикам присоединились волынщики, и их веселые мотивы привлекли новых зевак. Толпа росла, лондонцы, прихватив из домов всю металлическую утварь, какую могли унести, на свой лад поддерживали военный оркестр.
Уильям заметил среди утвари подкладные судна. Их звон вливался в общий грохот.
– Да здравствует король Георг! Да не увидит Подкладень британского престола! – скандировала толпа.
Уильям скривился. Столько лет прошло, а лондонская чернь до сих пор верит гнусной сплетне – дескать, королева Мария-Беатриса, так старавшаяся забеременеть, вовсе и не производила на свет сына. Протестанты уцепились за чей-то домысел, будто бы Иакова каким-то образом тайно пронесли на родильное ложе королевы в подкладном судне, даром что Иаков был рожден в Сент-Джеймсском дворце, на глазах у множества свидетелей.
Впрочем, Уильям не дал ходу своей ярости. Перед ним стояли более важные задачи. Несмотря на промозглый холод, атмосфера накалилась от воплей лондонской черни, а также от зловония немытых тел и от коллективной жажды мести изменникам. При въезде в Тауэр-Хамлетс [5] Уильяму сказали, что он и его «сообщники» будут определены к лейтенанту-коменданту и завтра же доставлены в Вестминстер для допроса.