Флюгель безропотно отдал свой «вальтер».
— Выполняйте приказ, Флюгель! — сказал я, ободряюще улыбнувшись. — Хайль Гитлер!
Флюгель вскинул руку, повернулся и направился к выходу с базы.
— Итак, Герлиак! — обратился ко мне Штадле. — Операция вступила в заключительную стадию. Последний приказ: вам надлежит поддерживать наивысшую степень боевой готовности до получения приказа из штаба обер- группенфюрера фон дем Баха. До получения приказа вам надлежит поддерживать режим полного молчания, не пользуясь радио и телефонной связью. Любые лица, появляющиеся в окрестностях базы или пытающиеся на нее проникнуть, должны уничтожаться без предупреждения. Это все. Хайль Гитлер!
— Поторопитесь, профессор! — приказал Штадле и широкими шагами направился к самолету. Фрайтаг засеменил за ним, неловко подхватив чемодан.
Я ошеломленно смотрел им вслед. Вот так дела! Штадле и Бах изменили план операции и не поставили об этом в известность ни меня, ни Райхеля! Почему такое недоверие ко мне? Эта мысль меня очень обеспокоила, но сильнее оказалось чувство радости: ну, что, господин русский шпион Сибирцев — Райхель? Ни черта у вас не получилось! Немецкий ум превзошел русские коварство и авантюризм!
* * *
Самолет скрылся в небе, а я проверил готовность базы к обороне и вернулся в свой кабинет. Да, операция для меня закончилась. Пусть Райхель похищает Флюгеля: я представлю беднягу унтерштурмфюрера к Железному кресту посмертно. А профессор сейчас в надежных руках Штадле.
В ожидании обеда я приказал Лангену принести бутылку коньяка и радовался, что все так удачно обернулось.
Впрочем, очень скоро выяснилось, что запас неожиданностей на сегодняшний день не был исчерпан.
Через час после вылета Штадле раздался звонок из штаба Баха: дежурный офицер сообщил о нападении партизан на моторизованную колонну в десяти километрах севернее Порозово и в связи с этим передал указание Баха усилить охрану базы. Мои люди и без того целый день были на ногах, и для усиления охраны базы осталось разве что привлечь лесных гномов. Но я не стал об этом говорить. Нападение на колонну в свете моей осведомленности об истинном лице Райхеля не было для меня неожиданностью: я не поставил бы и пфенниг на то, что колона доберется до Волковыска. Поэтому я выпил еще коньяка, с усмешкой представляя, какое разочарование ждет Райхеля, когда он узнает, что вместо профессора похитил юнца в офицерской форме. Поскольку он это обнаружит очень быстро, тем сильнее будет его досада. Но вот штурм базы организовывать уже поздно! И это понимает даже несгибаемый фанатик Коровин.
Привет Сталину, товарищи!
Спустя еще два часа мне позвонил Бах. Сам, лично.
— Герлиак, вы мне нужны здесь, в Минске. Вылетайте немедленно! — приказал он.
В голосе Баха помимо обычной жесткости сквозило нечто похожее на растерянность. Неужели его так расстроило нападение на колонну? Даже если партизаны полностью уничтожили колонну, то вряд ли фактически запланированную гибель двух танковых экипажей, нескольких немецких офицеров и около полутора сотен латышей из шуцманшафта могла расстроить Баха.
Я приказал подготовить к вылету «шторх». На «хеншеле-126» я добрался бы до Минска в два раза быстрее, но мне не хотелось мерзнуть в открытой кабине стрелка.
Около пяти часов дня мой самолет приземлился на минском аэродроме. Там меня ждала машина, и через четверть часа я уже сидел в кабинете Баха. Генерал нервно мерял шагами кабинет.
— Вы уже знаете, что колонна во главе с Райхелем разгромлена? — спросил он, торопливо бросив «хайль» в ответ на мое приветствие.
— Дежурный передал мне о нападении на колонну, но не сказал, что она разгромлена.
— Повторилась Любча, только еще более впечатляюще: партизаны применили еще и огнеметы. Танки вместе с экипажами выжгли огнеметами, бронеавтомобиль и грузовики расстреляли из пулеметов, забросали гранатами. Бой продолжался минут пятнадцать, не больше. Погибли все.
— А Райхель? — осторожно осведомился я. — Он был в головном танке.
— В танках остался один пепел, теперь сам черт не разберет, кто там был, а кто не был! — с досадой отозвался Бах. — И охранение не помогло, и блокада района. Подкрепление на месте боя оказалось менее чем через час, но партизан уже след простыл. На путях отхода они успели поставить мины, так что преследование по горячим следам не удалось. Надеюсь, сработают запланированные нами второе и третье кольца блокады. На этот раз русским диверсантам и их командиру, этому вашему Коровину, не удастся уйти.
Я не был в этом так безоговорочно уверен, но не стал делиться сомнениями.
— Очень на это рассчитываю, — ответил я. — Но главное, обергруппенфюрер, что операция благополучно завершена и мы можем теперь вплотную заниматься русскими диверсантами и партизанами.
Бах угрюмо взглянул на меня и, немного помедлив, сказал:
— Собственно, это одна из причин, по которой я вызвал вас сюда. Я хотел поручить вам организацию преследования партизан и блокады района, но прежде хотел бы посоветоваться по одному вопросу.
Я внимательно смотрел на Баха. Тот уселся за стол и мрачно произнес:
— Вот уже больше трех часов, как самолет со Штадле и профессором Фрайтагом должен был сесть на минском аэродроме. Связи с самолетом нет. Их надо найти, Герлиак! Живыми или мертвыми! Профессор не должен попасть живым в руки врага!
От первого лица: Генрих Герлиак, 2 ноября 1942 года,
22 часа, Вайсрутения, минский аэродром
Бах полагал, что я отправлюсь организовывать прочесывание лесных массивов в поисках пропавшего самолета. Я не стал его разубеждать и сказал, что еду на аэродром решать вопрос с самолетами для организации поисков с воздуха. Однако истинной причиной было другое.
Я подумал, что причины загадочного исчезновения самолета надо искать еще на земле. Укрепил меня в этом убеждении и тот факт, который мне удалось выяснить: оказывается, в тот день первым на аэродром выехал Райхель, поскольку он должен был захватить летчика из гостиницы. И он его действительно захватил, что подтвердил стоявший на часах у входа в гостиницу солдат, которого мне довольно быстро удалось разыскать после сеанса в кинотеатре. Штадле приехал на аэродром, когда летчик и Райхель уже сидели в самолете, готовом к вылету.
На аэродроме я выяснил, кто нес караульную службу в тот день, собрал их в предоставленном в мое распоряжение кабинете коменданта аэродрома и устроил допрос. Я быстро нашел парня, несшего службу на контрольном пункте именно в то время, когда через него проезжала машина Райхеля.
— Послушайте, ефрейтор… э-э… Кунце, — сказал я, заглядывая в записи. — Я тут сверился с журналом дежурства и выяснил, что одновременно с гауптштурмфюрером Райхелем на территорию аэродрома въехали обер — фельдфебель Шульце и унтерштурмфюрер Бергер. Они что, ехали в одной машине?