Ярким свидетельством неспособности американцев нанести безнаказанно ядерный удар по нашей стране явился инцидент на западной границе СССР 8 апреля 1950 г. Тогда знаменитый американский бомбардировщик Б-29, называвшийся «Летающей крепостью», вторгся в воздушное пространство СССР над Латвией. Он был немедленно атакован, и, как туманно сообщалось в советской ноте протеста, затем «самолет удалился в сторону моря». Это сообщение свидетельствовало, что прежние расчеты американских военных на слабость советской противовоздушной обороны оказались ошибочными. После 8 апреля 1950 года советские сатирики пели куплеты на мотив песни «Летят перелетные птицы» про то, как «отбили у птички привычку летать над советской землей».
Знаменательно, что через три дня после уничтожения в небе советскими летчиками хваленой «Летающей крепости», 11 апреля 1950 г., начальник оперативного управления штаба ВВС С. Андерсон доложил министру авиации США С. Саймингтону, что ВВС США не смогут выполнить все воздушное наступление по плану «Тройан» и обеспечить противовоздушную оборону территории США и Аляски.
Однако на основе этого вывода было принятр решение: еще активнее готовиться к войне, еще сильнее взвинчивать гонку вооружений, еще жестче проводить антисоветскую политику. 22 апреля 1950 года Ачесон заявил о необходимости «тотальной мобилизации» всех сил и ресурсов США и их союзников во имя гонки вооружений. Он объяснял, что «тотальная дипломатия» исходит из того, что «не существует больше никакой разницы между внешнеполитическими и внутренними вопросами». Говоря о возможности мирного урегулирования спорных вопросов с СССР, Ачесон заявлял решительно: «Не может быть никакого соглашения, даже никакого приближения к согласию», пока Советский Союз не пойдет на фактический отказ от итогов Второй мировой войны.
Эта же идея содержалась в директиве СНБ-68, принятой весной 1950 года. В ней переговоры с СССР объявлялись бесполезными, пока он «не уйдет из Восточной Европы» и не прекратит критику капитализма с марксистских позиций. В директиве утверждалось, что прежние расходы на вооружение были недостаточными: США «могли бы спокойно позволять себе выделять 20 % национального продукта по сравнению с 5 %, которые расходовались в тот период». Директива требовала увеличения военных расходов и союзниками США, так как ее авторы считали, что к 1954 году СССР будет обладать значительным арсеналом атомного оружия, достаточным, чтобы «нейтрализовать американскую ядерную силу. «Директива делала вывод: «США должны не только продолжать создавать свою ядерную силу, но и значительно увеличить свою способность вести неядерные войны».
Одновременно принимались меры для усиления боеготовности союзников США. 1 июня 1950 года Трумэн направил в конгресс послание, в котором предлагалось неограниченно расширить рамки американской «программы обеспечения взаимной безопасности». Однако, как справедливо писал Юрий Мельников, «перспектива предоставления правительству «незаполненного чека» на осуществление непредвиденных международных акций, чреватых самыми опасными последствиями, а также необходимость огромных затрат во имя осуществления «тотальной политики силы» вызывали тревогу американских законодателей… В этой обстановке лишь «чрезвычайные, кризисные события» могли убедить конгресс и общественность в неизбежности и необходимости подобных жертв. Теоретические установки политики с позиции силы, милитаризации и «тотальной дипломатии», а также стремление навязать их своему народу и союзникам, добиться их претворения в жизнь толкали Вашингтон к организации очередного крупного международного кризиса, который должен был носить достаточно острый характер, для того чтобы снова убедить капиталистический мир в наличии «коммунистической агрессии».
Журнал «Бизнес уик» писал 8 апреля 1950 года, что, возможно, в скором времени произойдет «раздутый военный кризис», который даст правительству США возможность «добиться своих целей в конгрессе». Ю. Мельников писал: «Это соображение наряду с целым рядом других и привело к выбору Кореи в качестве арены новой схватки империализма с силами национального освобождения и социального прогресса».
К этому времени источником наибольшей напряженности на Дальнем Востоке являлся Корейский полуостров, разделенный в 1945 г. по 38-й параллели на две оккупационные зоны — советскую и американскую. После создания в мае 1948 г. на юге страны Республики Корея со столицей в Сеуле, а в августе того же года на ее севере — Корейской Народно-Демократической Республики (КНДР) со столицей в Пхеньяне и вывода из двух частей Кореи советских и американских войск два государства находились в непримиримой конфронтации. Председатель правительства КНДР Ким Ир Сен и другие руководители страны настаивали на восстановления «законной власти» Пхеньяна над всей Кореей, ссылаясь на то, что выборы в высший орган власти КНДР были проведены и на южнокорейской территории. Президент же Республики Корея Ли Сын Ман постоянно выступал с призывами «освободить» Северную Корею и водрузить южнокорейский флаг на вершине Пяктусана — высочайшей вершине Кореи, расположенной на севере страны.
Знаменательно, что договора о взаимопомощи с КНДР Советский Союз не стал заключать, а было подписано лишь Соглашение об экономическом и культурном сотрудничестве. Очевидно, что переговоры с Ким Ир Сеном в марте 1949 г. убедили Сталина и других советских руководителей в чрезвычайной взрывоопасности положения на Корейском полуострове и советское правительство не пожелало связывать СССР обязательствами о прямой военной помощи КНДР. О том, что мысли о возможном столкновении на полуострове могли прийти в голову Сталину, свидетельствует запись его переговоров с Ким Ир Сеном при участии посла СССР в КНДР генерала Штыкова. О справедливости опасений Сталина свидетельствуют столкновения на 38-й параллели в районе Кэсона в июле 1949 года, в ходе которых южнокорейские части понесли потери и были вынуждены покинуть северокорейскую территорию.
С середины 1949 по начало 1950 года Советское правительство делало все возможное, чтобы остановить развитие конфликта на Корейском полуострове. Об этом свидетельствует директива, утвержденная В.М. Молотовым, Г.М. Маленковым и A.A. Громыко послу СССР в КНДР Т.Ф. Штыкову 24 сентября 1949 года. Однако отношение советских руководителей к позиции КНДР изменилось после апреля 1950 г., когда под воздействием советских успехов в создании систем обороны и нарастания страхов американцев по поводу возможного ответного советского ядерного удара Соединенные Штаты отказались от планов немедленного нападения на СССР.
Не исключено также, что советским руководителям стало известно, что в плане «Дропшот» КНДР не была упомянута в числе союзников СССР. Было также широко известно, что в своем выступлении 12 января 1950 года Дин Ачесон объявил Японию с островами Рюкю и Филиппины «оборонительной линией» США. О Южной Корее не было сказано ни слова.
Об изменении советской позиции свидетельствует шифротелеграмма И.В. Сталина, направленная им в Пекин 15 мая 1950. В ней Сталин использовал псевдоним Филиппов: «В беседе с корейскими товарищами Филиппов и его друзья высказали мнение, что в силу изменившейся международной обстановки они согласны с предложением корейских товарищей приступить к объединению. При этом было оговорено, что вопрос должен быть решен окончательно китайскими и корейскими товарищами совместно, а в случае несогласия решение вопроса должно быть отложено до будущего обсуждения». Хотя согласие на действия КНДР было дано, Сталин не исключал возможности пересмотра этого решения.