Но тут же Яковлев переходил к разбору протоколов к договорам 1939 года. По словам В.А. Сидака, «А.Н. Яковлев вешал народным депутатам СССР лапшу на уши, когда утверждал, что «графологическая, фототехническая и лексическая экспертизы копий, карт и других документов, соответствие последующих событий содержанию протокола подтверждают факт его существования и подписания». Ничего они не подтверждают!»
Как указано выше, 31 июля 1989 года В.А. Медведев обращал внимание на нечто обратное: несоответствие многих последовавших событий содержанию протоколов. В.А. Сидак же вообще сомневается в существовании протоколов. Он указывал: «Любой грамотный юрист, любой эксперт-криминалист тотчас предметно и убедительно докажет, что достоверность документа по копии (тем более по фотокопии!) установить нельзя. Подобные виды экспертных исследований проводятся исключительно по оригиналам документов: только они имеют доказательную силу в суде и иных юридических инстанциях». Сидак добавлял, что, «несмотря на давление председателя комиссии А.Н. Яковлева», специалисты Научно-исследовательского института КГБ отказались «признать достоверность материалов по фотокопиям. Сомневается, кстати, в подлинности секретных протоколов и внук Молотова, известный политолог В. Никонов, ссылаясь как на материалы Ф. Чуева, так и на собственные беседы с дедом».
В духе выступлений «Саюдиса» и Народных фронтов Эстонии и Латвии Яковлев в своем докладе постарался обвинить Сталина в проведении «имперской» политики. Он утверждал, что, заключая договоры с Германией, Сталин отнюдь не заботился об интересах СССР. Он уверял: «Главным его мотивом было не само соглашение, а именно то, что стало предметом секретных протоколов: то есть возможность ввода войск в прибалтийские республики, в Польшу и Бессарабию, даже в перспективе в Финляндию. То есть центральным мотивом договора были имперские амбиции… Секретный дополнительный протокол от 23 августа 1939 года существовал, хотя его оригинал не обнаружен ни в советских, ни в зарубежных архивах… Будучи принят в обход внутренних законов СССР и в нарушение его договорных обязательств перед третьими странами, протокол являлся изначально противоправным документом, представлял собой сговор, выражавший намерения подписавших его физических лиц… Метод выработки протокола и примененные в них категории и понятия… были явным отказом от ленинских принципов советской внешней политики. Встав на путь раздела добычи с хищником, Сталин стал изъясняться языком ультиматумов и угроз с соседними странами… В великодержавной манере осуществили возвращение в состав Союза Бессарабии, восстановление Советской власти в республиках Прибалтики».
В.А. Сидак резюмировал: «Народных депутатов… попросту говоря, надули и провели на мякине — отсюда их голосование по докладу комиссии. Ну что же, свой вклад в подготовку развала СССР они внесли, поэтому сегодня поздно каяться и посыпать голову пеплом». Хотя съезд не объявил договор незаконным, он поддержал обвинения Яковлева и фактически подтверждал правильность обвинений в адрес СССР, которые звучали в речах сепаратистов. Те понимали, что им открыта «зеленая улица».
Широкомасштабное отступление перед национал-сепаратизмом в Прибалтике стало возможным после завершения встречи М.С. Горбачева и Дж. Буша-старшего на Мальте 2–3 декабря 1989 года. Анатолий Громыко назвал эту встречу «политическим и дипломатическим Чернобылем». Одним из важнейших вопросов в ходе переговоров стал вопрос о Прибалтике. По словам A.A. Громыко, оба участника встречи «уединились за плотно закрытыми дверями и провели секретную беседу по Советской Прибалтике».
Судьба Прибалтики, подчеркнул Буш, глубоко волнует США, и с нажимом добавил, что США никогда не признавали ее присоединение к Советскому Союзу. «Если Москва допустит там насилие, то это вызовет негодование в Америке. Нам не хотелось бы создавать для вас большие проблемы», — без обиняков заявил президент. Ан. Громыко писал: «Никто не вспомнил, в первую очередь Михаил Сергеевич, что до 1917 года весь Прибалтийский регион веками входил в состав России и никогда не имел, за исключением спорного вопроса с Литвой, своих государственных образований, что силами всей страны здесь были построены промышленность, современные порты и военные базы, что к началу 90-х годов здесь многие десятилетия проживали сотни тысяч русских и других славян».
Сделка на Мальте между Горбачевым и Бушем предусматривала невмешательство союзного правительства в процессы, развивавшиеся в Прибалтике при активном участии США и других стран Запада. «На Мальте, — указывал Анатолий Громыко, — Горбачев проиграл по всем статьям, однако демонстрировал наигранный оптимизм и считал, что наконец-то может доверять Бушу. Вопреки здравому смыслу Горби считал, что США не будут форсировать объединение Германии и не поставят советско-американские отношения в зависимость от «прибалтийской проблемы». У него укрепилось мнение, что «дядя Сэм» оплатит сдачу советских позиций хорошей финансовой помощью. Горбачев так ее и не дождался… Встреча на Мальте войдет в историю дипломатии как «советский Мюнхен». После него, как любил говаривать Михаил Сергеевич, «процесс пошел». Как Нерон сжег Рим, так и Горби, наслаждаясь властью, ослепленный ею, разваливал свое государство и судьбы миллионов соотечественников… В современной мировой истории нет более печальных и постыдных страниц, чем издевательство над СССР, допущенное после Мальты».
Последствия капитуляции на Мальте не заставили себя долго ждать. Получив соответствующие сигналы из Вашингтона, сепаратисты перешли в решительное наступление.
25–26 декабря 1989 года состоялся внеочередной пленум ЦК КПСС. Срочность его созыва была вызвана решением XX съезда Компартии Литвы отделиться от КПСС. Высказав обычные для него похвалы перестройке и заявив, что «мы выходим на самое острие проблем, от решения которых зависит судьба социализма», М.С. Горбачев в своем докладе на Пленуме сказал: «Что преподнесли нам наши литовские товарищи? Они нанесли тяжелый удар по КПСС, которая находится сейчас с самом трудном положении, удар и по перестройке. Но я бы не хотел считать, что процесс там уже завершился. И я призываю товарища Бразаускаса и других должным образом еще раз обдумать».
Горбачев спрашивал собравшихся: «Что же делать? Отменять сейчас будем решение XX съезда КП Литвы? Или сделаем перерыв в нашем Пленуме и поручим генсеку и членам ЦК выехать в Литву, провести там дискуссии? Со всем уважением к литовскому народу, к Компартии Литвы… Ведь настоящего-то разговора с ними еще не было. Не уверен, что вы, литовские руководители, адекватно выразили здесь мнение коммунистов Литвы. В партию пробрались оппозиционеры и навязали там такие взгляды. А с народом вы не поговорили. А ведь решаете не свой вопрос, а взяли на себя фактически решать вопрос, касающийся всей страны. Сколько веков шли к единству! Не последние 40 лет, не 50, 200 лет Литва была в составе России. Это все прямо надо народу говорить. У нас большие планы: в настоящей федерации мы еще не жили. А уже начинаем рушить, что есть… Я уверен: у народа есть здравый смысл! У каждого! Несерьезно сейчас, прямо вот здесь, требовать от Бразаускаса за ночь изменить позицию».
После этого путаного выступления слово взял В.А. Медведев, который зачитал проект постановления, объявлявший неправомерными все решения, связанные с созданием самостоятельной Компартии Литвы. Пленум стал обсуждать вопрос о персональном составе комиссии, которая должна была разработать конкретные шаги для преодоления кризиса.