А в европейских делах папе и германскому императору Фридриху опять не давала покоя Чехия. В 1471 г. там умер «национальный» король Иржи Подебрад. Ясное дело, что Фридрих проявил интерес к короне. Но кандидатуры императора и его родственников чехи единодушно отвергли. Хотя на этом их единодушие кончилось. Часть панов желала передаться венгерскому Матьяшу Корвину. Другая резонно указывала – венгры сядут на шею не хуже немцев. Вспомнила, как королем Чехии избирали польско-литовского Казимира. Сейчас у него подрос юный сын Владислав, почему было не пригласить мальчишку?
Казимиру предложение понравилось. Он владел двумя странами, сын пристегнет третью, складывалась эдакая империя Ягеллонов. В предвыборных баталиях поляки и венгры щедро сыпали золотом. Гуситы склонялись к Матьяшу Корвину, в его государстве тоже хватало еретиков. Католическая церковь поддержала Владислава. Но победить не смог ни один кандидат – обе стороны признавали лишь «своего». Ну что ж, привычно взялись за мечи. Бои продолжались шесть лет. Снова горели города, после сражений закапывали груды польских, венгерских, чешских, литовских трупов. Изрядно потрепав друг друга, выдохлись. А по здравом размышлении забеспокоились: результатов их драки выжидали немцы. Навалятся на измочаленных победителей и прикарманят выигрыш. Матьяш Корвин и Владислав Ягеллон решили иначе. Подписали Ольмюцкий мир и поделили Чехию пополам, у нее стало два короля [59].
Сила Руси была не только в ее полках, но и в самой идее государственной власти. Той самой идее, которую заложил в фундамент Московской державы св. митрополит Петр. «Царство правды». Конечно, на деле это выполнялось далеко не всегда. Но «царство правды» было идеалом, великие князья стремились к нему. Именно поэтому к ним тянулся народ. Иван III не был исключением. Он не пренебрегал своим долгом верховного судьи, лично разбирал тяжбы, рассматривал жалобы. Он контролировал своих служащих, его бояре, чиновники, сборщики податей не смели слишком уж наглеть. А подданные воочию видели, что во владениях государя порядка и справедливости больше, чем в удельных землях.
В худшую сторону в данном отношении выделялся «свободный» Новгород. Он во многом перенимал западные стереотипы. Неужто посмеют «худые» мужичишки привлечь к ответственности всемогущих бояр? Законы-то устанавливали сами бояре, как решат, так и будет. Недовольство прорывалось бунтами, кровавыми столкновениями – Новгород сотрясало ими не в пример чаще, чем любой другой русский город. На закате существования республики неурядицы особенно обострились. Крамольники оказались битыми, их права урезали, с надеждами перекинуться к литовцам пришлось распрощаться. Значительная часть населения была настроена иначе. Но господствующее положение сохранили те же крамольники. Сторонников Москвы честили «изменниками», отыгрывались на них как могли: обирали, штрафовали, запугивали.
Несколько бояр вздумали отомстить псковичам, послали на них своих ключников с отрядами слуг. Они напали на волость Гостятино, разоряли и жгли деревни. Хотя псковичи быстро сорганизовались и накрыли их на месте преступления. Кого-то перебили, 65 человек поймали и перевешали. А в самом Новгороде симпатиями к великому князю отличались Славкова и Микитина улицы. Степенный посадник Ананьин и группа столь же высокопоставленных вельмож решили показать, кто хозяева в городе. Устроили безобразнейший наезд, пограбили эти улицы, «людей многих до смерти перебили». Впредь будут знать, как перечить власть имущим.
«Молодшие» люди отлично понимали, что искать правду в суде бесполезно, там заседали сами обидчики. Но они обратились в Москву. Ведь они признали себя подданными Ивана Васильевича, целовали крест на верность ему. Что ж, государь не обманул ожиданий. Откликнулся сразу же. Со времени набега на Гостятино миновал лишь месяц, а после трагедии Славковой и Микитиной улиц и того меньше – в октябре 1475 г. Иван III оповестил, что выезжает в Новгород «миром», судить в своей вотчине. Бояре кичились «вольностями» и «правами», но на стороне государя была правда…
Ивана Великого сопровождала внушительная свита: дьяки, подьячие, приставы, воины. А навстречу, прослышав об этом, хлынули «жалобники». Они являлись ко двору в разных городах и селениях, где останавливался кортеж, подавали челобитные о насилиях, злоупотреблениях. Их набралось ох как много! Сообщали о недавних обидах, вспоминали старые, когда пожаловаться было некому. К великому князю засобирались и те, у кого рыльце было в пушку, пытались заранее задобрить его, отмазаться подарками. С такими остановками поезд добирался до Новгорода целый месяц, прибыл 21 ноября. Как водится, ему устроили пышную встречу. По улицам и площадям, выстроилось все население, звучали приветствия. Бояре соревнуясь друг с другом, зазывали государя на пиры.
Он не отказывал, наведывался в их дома. Но отвлечь себя застольями и превратить свой визит в парадный не позволил. На следующий день после приезда начал принимать просителей. Возле его резиденции толпились люди из Новгорода, из его «пригородов», и картина вскрывалась весьма неприглядная: «Много зла в земле той, межи себе убийства и грабежи, и домов разорение от них напрасно, кой с которого сможаше». 25 ноября принесли жалобы жители Славковой и Микитиной улиц. Иван III вызвал обвиняемых. Судил по порядку, действовавшему на Руси. Потребовал дать ответы по обвинениям, изложенным в челобитных, «проверил доказательства да жалобников оправил». Все подтверждалось – «и били, и грабили».
Степенного посадника Ананьина, бояр Федора Борецкого, Богдана Осипова и Ивана Лошинского взяли под стражу и заковали в кандалы. Безнаказанность «сильных» кончилась. Архиепископ Феофил и городская верхушка ходатайствовали о помиловании, но великий князь отказал. Ответил, что архиепископу хорошо известно, «колико от тех бояр и наперед сего лиха чинилось, а нынеча, что есть лиха в нашей отчине, то все от них чинится». Лиха и впрямь было немало. Осужденные были самыми активными деятелями пролитовской партии, крепко приложили руку к недавним смутам. Им простили политические преступления, но теперь они докатились до уголовных. Четверых организаторов погрома отослали в московскую тюрьму. К рядовым соучастникам и подручным государь был более снисходительным. Взыскал с них штраф в 1,5 тыс. рублей и согласился отпустить на поруки архиепископа.
Иван Васильевич провел в Новгороде больше двух месяцев. Разбирал тяжбы, потом еще заехал в Старую Руссу, «судил и управлял» здешних просителей. В феврале 1476 г. он вернулся в столицу. Но великий князь ни в коем случае не хотел, чтобы утверждение правды в Новгородской земле свелось к одноразовой поездке. Издал указ: отныне любой человек, не сумевший добиться справедливости у местных властей, может апеллировать в Москву, непосредственно к государю. Он назначил и срок для приема новгородцев, на Рождество Христово.
Хотя обеспечивать правду было не просто. Попробуй-ка обеспечь, если даже в окружении Ивана Васильевича хватало людей, далеко не честных и не бескорыстных. Например, в Пскове наместник великого князя Ярослав Оболенский принялся вводить новые поборы в собственный карман, его слуги хулиганили по пригородам и волостям, тащили что плохо лежит. Псковичи писали государю, просили заменить наместника. Но и Оболенский засыпал столицу жалобами на псковичей. Дескать, они просто своевольничают, не хотят повиноваться. При дворе у него были друзья, докладывали дело в нужном свете.