Конечно, Иван III даже не подумал ехать в Сарай, но снарядил туда посла Бестужева, нагрузил подарками, поручил закрутить переговоры, отсрочить столкновение. А новый крымский хан Джанибек был для русских весьма удачной фигурой. В свое время в ордынских усобицах ему пришлось бежать, в Москве ему дали пристанище, царевич успел послужить Ивану Васильевичу и испытывал к нему самые теплые чувства. Теперь к нему послали татарина Тетяма и забросили удочки: почему бы не заключить союз против Казимира? А если Джанибек пожелает скинуть зависимость от Ахмата, то и против него? Проект договора дополнили немаловажным обещанием: если хан не усидит на скользком крымском престоле, великий князь не оставит его, готов опять взять на службу.
Ну а пока дипломаты рассыпались в любезностях перед татарскими царями, Иван Васильевич действовал. Его полки привычно провели лето на рубеже Оки, а осенью, без каких-либо передышек, получили приказ – собираться на Новгород. Аристотель Фиораванти, как уже отмечалось, был не только архитектором. По поручению великого князя он приостановил строительство собора, переключился на артиллерию, отливал пушки по новейшим итальянским образцам. Поход организовывался еще более масштабный, чем предыдущий. Кроме собственных войск и отрядов удельных князей Иван III поднял ополчения городов. Изменникам предстояло почувствовать – они бросили вызов всей Руси. И государю всея Руси.
В октябре 1477 г. армия несколькими эшелонами выплеснулась на запад, затопила дороги колоннами конницы, пехоты, обозами. Действительно, на крамольников ополчалась вся Русь. «Младшие» города, подвластные Новгороду, сразу отпали от него, приняли сторону великого князя. На каждой остановке Ивана Васильевича ожидало множество просителей. Сейчас приезжали не с челобитными, приезжали сбежавшие из Новгорода бояре, купцы, ремесленники. Просились служить великому князю.
На этот раз предводители мятежа не осмелились давать бои на подступах к городу. Понимали – их рать сметут, а скорее всего, она разбежится. Но упрямо цеплялись за последнюю соломинку, задумали садиться в осаду. Глядишь, москвичи измучаются торчать под стенами зимой, на морозе и в непогодах. Начнутся болезни, не выдержат и отступят. А дальше обозначатся какие-нибудь перемены, поможет Литва, выступит Орда. Однако Иван Васильевич бросил в стремительный рейд Передовой полк. Номинальным командиром назначил брата, Андрея Вологодского. Но в подчинение определил не его удельную дружину, а лучших воинов и воевод, Данилу Холмского, Федора Хромого, Ивана Стригу Оболенского.
Они не позволили новгородцам сжечь села и монастыри в окрестностях города, внезапным налетом захватили их. А монастыри окружали Новгород кольцом. Теперь осаждающие могли устроиться в тепле, с относительными удобствами. Борецкая и ее сподвижники растерялись. Устроить вылазку, отбить или поджечь столь выгодные базы даже не пытались. У них, как обычно, начались обсуждения на вече, и выход нашли традиционный. Определили делегацию во главе с архиепископом Феофилом, поручили извиняться и торговаться об условиях мира.
Послы встретили Ивана Васильевича в селе Сытина Им дозволили неофициально поговорить с братьями великого князя и боярами, изложить, с чем приехали. Они изложили: Новгород соглашается на титул «государя», соглашается числиться «отчиной» и платить дань. Но и государь пусть кое в чем уступит: освободит заключенных бояр и впредь не судит новгородцев в Москве. Доложили Ивану III, и он вообще отказался принять делегатов. Велел передать: Новгород сам навлек на себя войну, а для примирения необходимы совсем иные условия. Какие – пояснять не стал. Предоставил мятежникам подумать об этом.
Между тем, к Новгороду подтягивались полк за полком, размещались по монастырям. Иван Васильевич приехал в осадный стан 27 ноября. Перевес сил у него был подавляющий. Он вполне мог отдать приказ штурмовать. Но приступ обошелся бы немалой кровью, город сильно пострадал бы в погромах и пожарах – разве уймешь воинов, когда они разъярятся в рубке? Великий князь предпочел обойтись без спешки и без потерь. Половину ратников отправил собирать продовольствие и фураж, остальные закреплялись на позициях.
Тем не менее, новгородцы упорствовали. Правители взвинчивали их лозунгами «умереть за Святую Софию», «за старину», «за волю». Князь Василий Гребенка Шуйский организовывал оборону, через Волхов построили деревянную стену, чтобы осаждающие не ворвались по льду. Пробовали и возобновить переговоры, 7 декабря явились послы, предлагали увеличить дань. Иван III повторил ответ: он ждет совершенно иного. Послы просили указать конкретно, чего? Ну что ж, если сами не догадались, великий князь растолковал: он должен быть в Новгороде таким же государем, как у себя в Москве и в «Низовской земле».
«Золотые пояса» ошалели, пробовали увильнуть – дескать, они не знают «низовских» порядков. Тогда уж Иван Васильевич продиктовал им по пунктам: вечу не быть, вечевому колоколу не быть, посадникам не быть, напрямую подчиняться государю, распространить на территорию Новгорода московскую систему управления, а часть земельных владений должна отойти в казну. Он соглашался учесть некоторые пожелания: не переселять людей из Новгорода, сохранить вотчины их хозяевам. Но учитывал именно как просьбы, а не свою обязанность. Отныне все решения передавались в волю государя. Счел нужным – пошел навстречу. Не счел – вправе поступить иначе.
Подобные разъяснения вызвали в Новгороде очередной взрыв споров. Но русская рать внушительно стояла вокруг города, перекрыла все дороги. «Золотые пояса» почесали в головах и придумали уловку. Через неделю объявили, что принимают почти все пункты. Однако настаивали: договор должен был заключен на равных. Новгород принесет присягу великому князю, а великий князь принесет присягу Новгороду. Это была западная практика, именно так строились отношения европейских королей с феодалами и городами. А потом можно было найти юридическую придирку, что государь нарушил какие-то обязательства, значит и присяга ему недействительна. Но Иван Васильевич без труда раскусил подвох и отверг предложение. Еще раз подчеркнул – власть должна быть не договорной, а полной. Государь отвечает за свои дела только перед Богом, а не перед подданными.
Но как раз такой вариант ни в коем случае не устраивал зачинщиков смуты. Они подогревали народ криками о «свободе» и «рабстве», настраивали держаться до последнего. Их надежды на внешних врагов отчасти начали сбываться. Об уходе государя и его армии на Волхов узнал казанский хан Ибрагим. Напал на Вятку, нацелился на Устюг. Горожане, услышав о приближении татар, заперлись в крепости, изготовились отбиваться. Но грянули оттепели, вскрылись реки. Казанцы застряли, постояли на месте и повернули назад, вторично пограбили вятские волости. Устюжане всю зиму просидели в крепости, со дня на день ждали нашествия, писали великому князю.
Государь распорядился, чтобы летом в Устюге построили новые, более мощные стены. Но оказать немедленную помощь был не в состоянии. Впрочем, устюжанам она не понадобилась. А положение новгородцев ухудшалось. У них кончалось продовольствие, беднота голодала. Среди горожан и беженцев, замкнутых в пространстве стен, открылась какая-то эпидемия, косила людей. Правда, оттепели, сорвавшие казанский набег, наделали немало хлопот и русской армии. Но Аристотель Фиораванти построил через вскрывшийся Волхов понтонный мост, полки на разных берегах могли связываться между собой, кольцо блокады не разомкнулось. По раскисшим дорогам с запозданием подвезли отставшую артиллерию.