15 июля, всего через пять дней после отъезда А.А. Жданова на Валдай для лечения и за полтора месяца до его смерти, ПБ при нескрываемой поддержке Сталина приняло постановление, направленность которого не вызывала ни малейшего сомнения:
«В связи с неправильным, не отражающим позиции ЦК ВКП(б) докладом Ю.А. Жданова по вопросам биологической науки, принять предложение Министерства сельского хозяйства СССР, Министерства совхозов СССР и Академии сельскохозяйственных наук имени Ленина об обсуждении на июльской сессии Академии сельскохозяйственных наук доклада акад. Т.Д. Лысенко на тему: «О положении в советской биологической науке», имея в виду опубликование этого доклада в печати» .
Тем самым были предрешены и ход самой «научной» дискуссии, и ее результаты, и даже последствия. Действительно, сессия ВАСХНИЛ завершила свою работу 7 августа объявлением взглядов Лысенко единственно верными и правильными, отныне не подлежащими ни критике, ни сомнению в их правоте. А всего через день, 9 августа, — явное свидетельство заблаговременной подготовки необходимых кадровых «представлений» — все противники Лысенко были удалены со своих должностей решениями ПБ. B.C. Немчинова, директора ВАСХНИЛ, заменили В.Н. Столетовым, деканов факультетов биологии МГУ и ЛГУ, С.Д. Юдинцева и М.Е. Лобашева — И.И. Презентом и Н.В. Турбиным, заведующего кафедрой дарвинизма МГУ И.И. Шмальгаузена — тем же Презентом. На следующий день последовало еще одно, самое бессмысленное по сути решение: А.Р. Жебрака сняли с должности заведующего кафедрой генетики биофака МГУ и утвердили на его место Лысенко , открыто клеймившего эту самую генетику «буржуазной лженаукой».
25 августа все газеты Советского Союза сообщили о «разгроме антинаучного течения» в биологии, 1 сентября — о смерти после тяжелой и продолжительной болезни А.А. Жданова. Взаимосвязь этих двух событий преувеличивать не следует, но и игнорировать их просто невозможно.
В те летние месяцы 1948 г., столь насыщенные политическими событиями, успех сопутствовал не только Маленкову, но и Сталину. Он наконец получил весомое подтверждение правильности избранного жесткого варианта внешнеполитического курса, да притом по основному — германскому направлению.
Отрезанный от трех оккупационных зон, Западный Берлин снабжался с конца июня продовольствием и топливом по «воздушному мосту», оказавшемуся весьма эффектным, особенно для пропаганды, но слишком дорогостоящему и к тому же явно недостаточному для обеспечения помимо нужд населения еще и бесперебойного производства на предприятиях. Крайне раздосадованные далеко не блестящими результатами США, Великобритания и Франция в очередной раз выступили солидарно против бывшего союзника и направили 6 июля тождественные по содержанию ноты протеста Советскому Союзу, в которых резко осудили блокаду как «нарушение действующих соглашений», но ссылались при этом почему-то на обмен посланиями 14 и 16 июня 1945 г. между Трумэном и Сталиным. В нотах категорически требовалось незамедлительно к прежнему нормальному положению, но вместе с тем не исключилось устранение разногласий «путем переговоров или любыми другими мирными методами». Правда, оговаривалось, что предпосылкой должно обязательно стать восстановление функционирования межзональных коммуникаций, свободное передвижение людей и грузов.
Для Сталина, можно с уверенностью утверждать, подобная позиция означала проявление слабости, а потому нажим был усилен. Ответная советская нота от 14 июля излагала обычную аргументацию МИД СССР, базировавшуюся на решениях Ялтинской и Потсдамской конференций. Указывалось, что к ухудшению ситуации, ее обострению привели лондонские рекомендации, но особенно — сепаратная денежная реформа, дестабилизировавшая положение в Германии. Содержалась в ноте и слабо завуалированная новая угроза — заявление о готовности Москвы «своими средствами обеспечить достаточное снабжение для всего "Большого Берлина". Вместе с тем выражалась готовность и к мирному разрешению конфликта: «Не возражая против переговоров, Советское правительство… не может связывать начало этих переговоров с выполнением каких-либо предварительных условий и что, во-вторых, четырехсторонние переговоры могли бы иметь эффект лишь в том случае, если они не будут ограничиваться вопросом об управлении Берлином, так как этот вопрос невозможно оторвать от общего вопроса о четырехстороннем контроле в отношении Германии» .
Чтобы подкрепить твердость своих намерений, Москва почти сразу же объявила о проведении с 25 июля денежной реформы в советской зоне оккупации.
Западные державы вынуждены были смириться с проигрышем. Поздно вечером 2 августа Сталин и Молотов приняли послов США — Смита, Великобритании — Робертса, Франции — Шатенью по их просьбе. Выслушав претензии по поводу блокады Западного Берлина, Сталин, не смущаясь отсутствием новизны в своих словах, изложил позицию СССР, единожды уже доведенную до сведения Вашингтона, Лондона и Парижа в ноте. Он, в частности, сказал: «Одновременно с ликвидацией ограничительных мер по транспорту, принятых военной администрацией советского правительства, должна быть отменена специальная валюта — марка «Б», введенная тремя державами в Берлине, и заменена той валютой, которая имеет хождение в советской зоне, то есть валютой «дойчемарк». Это первое. Во-вторых, должно быть дано заверение, что исполнение решений Лондонской конференции будет отложено до того, пока представители четырех держав не встретятся и не договорятся по всем основным вопросам, касающимся Германии. 1 сентября правительства США, Великобритании и Франции хотят созвать Парламентский совет в Германии и тем создать западногерманское правительство. Если они это сделают, о чем говорить?» А далее четко, в привычной для себя форме Сталин выразил собственное видение возможного развития событий: «Если союзникам удастся создать одно правительство для Германии, то все вопросы снимутся. Если не удастся этого сделать, то восточная и западные зоны будут развиваться по-разному» . Тем самым он открыто предупредил оппонентов — в случае дальнейших сепаратных действии Запада Советский Союз вынужден будет пойти на аналогичные меры, на создание еще одного германского государства, в советской зоне оккупации.
Вашингтон, Лондон и Париж, уведомленные о содержании беседы, состоявшейся 2 августа, в конце концов приняли предложения Сталина и согласились продолжить в Москве переговоры ради того, чтобы попытаться найти компромисс и разрешить все накопившиеся вопросы. И, казалось, дело сдвинулось с мертвой точки. 28 августа удалось согласовать текст общего документа, а спустя два дня утвердить его как «Директиву правительств СССР, США, Великобритании и Франции четырем главнокомандующим оккупационных войск в Германии». В документе предусматривалось снятие блокады Западного Берлина и использование марки советской зоны как единственного платежного средства для Большого Берлина, поручалось «провести в возможно короткий срок детальные мероприятия, необходимые для осуществления этих решений и сообщить Вашему правительству не позднее 7 сентября о результатах Ваших дискуссий, в том числе о точной дате, когда мероприятия… могут быть осуществлены» .
Добившись несомненного успеха, Сталин поспешил использовать его, чтобы прежде всего укрепить свои позиции в узком руководстве, восстановить прежний баланс сил в нем, обеспечив себе заведомое большинство. 1 сентября он добился перевода А.Н. Косыгина из кандидатов в члены ПБ. Решение сопровождалось еще одним, более значимым пунктом: «Пополнить состав девятки тов. Косыгиным А.Н.» . Сделал Сталин это как нельзя вовремя. Уже на следующий день оказалось, что сближение позиций Москвы и Вашингтона, Лондона, Парижа более чем призрачно, лишь тактический ход последних, ни на йоту так и не отступивших от своих долгосрочных планов. Несмотря на настойчивое предупреждение Сталина о неизбежных последствиях — расколе Германии, 1 сентября, как и было объявлено ранее, в Бонне открылся Парламентский совет и под председательством Конрада Аденауэра начал разработку конституции для трех зон. Но, главное, чуть позже главнокомандующие западных оккупационных войск при обсуждении с Соколовским порученных им «директивой» мероприятий неожиданно для советской стороны вновь стали настаивать, как прежде их правительства, на снятии прежде всего блокады и лишь после этого готовы были согласовывать изменение денежной системы Большого Берлина.