Второе. Я сказал ему: вы видите, что дело идет к разрушению страны». Горбачев: «Не дадим!» Возражаю: «Это вы говорите – не дадим, но я же не слепой…» Я же не слепой был, когда видел, как приехал Яковлев (А.Н. Яковлев – член Политбюро ЦК КПСС 1987–1991 гг., главный партийный идеолог в то время. – Авт.) из Прибалтики в 1989 году и сказал, что все, что там делают народные фронты, идет в русле перестройки. Говорю Горбачеву: «Вы помните это?» «Да, помню». «Почему же вы не остановили все это? Ведь это не в русле перестройки было, а в русле национализма. Я говорил об этом на Верховном Совете, но никто и слушать не желает. Поэтому, Михаил Сергеевич, давайте так… Я съезд пройду и ухожу в отставку. Поэтому делайте какие угодно заявления, я вас заранее предупреждаю…»
– Как Михаил Сергеевич реагировал?
– Я бы не сказал, что он очень печалился. Не сказал бы… Он даже начал: «А кто тогда?» Я говорю: «Подумайте, кто. Почему я должен думать об этом…» Вот. 19 декабря я выступал на съезде народных депутатов. Я знал, что это мое последнее выступление публичное. Завещание по сути дела… Я очень долго работал над этим выступлением со своим помощником. Мы сидели, много раз перекраивали… И вот я вышел с этим выступлением. Самое главное, что там я во всеуслышание сказал: перестройка в том виде, в котором она была задумана, не состоялась. Вот и все. Я подвел черту, что она не состоялась, что она закончилась. Дальше говорил, что не только правительство несет ответственность… Что мы несем ответственность, что все несут ответственность, и так далее. И самое главное – надо уберечь страну от развала. Вот такое выступление было. Оно опубликовано было, есть оно везде. Дальше я помню, с левого крыла, где-то под балконом кто-то кричит: «Что ты нас пугаешь развалом страны! Ты вон цены на хлеб поднял…»
– Но вы же тогда действительно выступили с нашумевшим заявлением, что собираетесь поднять цены.
– Да. Я отвечаю: «Во-первых, я не поднял». А я собирался поднять на несколько копеек. И собирался это сделать для того, чтобы 6 миллионов тонн хлеба не попадало в мусорные ящики. И это не скоту. Это выбрасывали… Пацаны в шайбы играли в школе этими плюшками. И вот я сказал: «Цены на три копейки вы протестуете и чувствуете… Хотя мы это не сделали, а вот то, что идет разрушение страны, на это вам абсолютно наплевать». Мы собирались сделать с полной компенсацией, кстати. 200 с лишним рублей на семью получалось. Ну и я вижу, что бесполезно дальше вести выступление… Я закончил. Вот только один крик там стоял. И потом я уже сходил с трибуны, понимал, что это последний раз, и сказал: «Вот что, уважаемые народные депутаты! Вы еще вспомните наше правительство!» И ушел. Другого выхода не было. Или пулю в лоб надо было пускать… Вот я и подумал: зачем мне это все нужно.
– После этого сразу слегли с инфарктом. Горбачев вас навещал?
– Получилось так… После инфаркта, после Нового года в 1991 году, мне разрешили ходить – сначала два шага, потом четыре… И я, посмотрев в зеркало, себя не узнал. Потом числа 12 января врачи разрешили Горбачеву со мной встретиться. До этого не разрешали. А тут он настаивал… и они сказали: повстречайтесь. В общем, он приехал и, увидев меня, аж вздрогнул, потому что я совершенно изменился. Худой, как тень, страшный… Сели. Он говорит: я не ел ничего, я все по часам, по минутам… Принесли бутерброды, чай. Он говорит: «Так что будем делать?» Я говорю: «Михаил Сергеевич, я ведь понимаю, что вы меня не просто проведать приехали…»
– Он к вам в больницу приехал?
– В больницу. Палата там типа спальни, даже меньше этого кабинета.
– В ЦКБ?
– Да, в ЦКБ. Я говорю: «По-видимому, у вас какие-то проблемы есть?» Он отвечает: «Конечно. Время идет. Надо все-таки определяться, кто будет предсовмина». Я ему: «Я ведь вам сказал, что я ухожу. Все. Назад слова не беру. Единственная моя просьба – дайте мне возможность выйти из больницы. Чтоб не в больнице меня снимали…» «Хорошо-хорошо!» Ну и стал говорить о кандидатурах. Кого назначить… Я ему сказал свое мнение…
– Павлова вы ему посоветовали?
– Нет, нет! Павлова, я думаю, предложили республики. Им, чем слабее предсовмина, тем лучше. Они знали, что как финансист он сильный, а как производственник нулевой. Он хозяйства не знал, поэтому им надо было такого. Об этом я и сказал Горбачеву…
– А ваша кандидатура какая была?
– Я назвал Назарбаева. Вот, говорю, пожалуйста, возьмите Назарбаева… Прошел партийную школу, прошел производственную школу, рабочим работал и дошел до первого секретаря компартии Казахстана. Работал Председателем Совета Министров республики, был в моем правительстве, я же знаю его… Все время встречались, он подготовленный, говорю, абсолютно подготовленный человек…
– …что и показало будущее.
– Да. Еще Бакланова Олега называл Горбачев. Я говорю: «Олег хороший парень, но он знает только космос, а больше ничего. А страна – это не космос». Так и поговорили… «Ну ладно, будем думать». А оказывается, в тот вечер республики собирались и решили – Павлова. Я попросил Горбачева, чтоб мне дали какую-то работу, но не в правительстве. Есть же какие-то общественные структуры в стране, где я мог бы работать. Мне только 60 лет исполнилось. «Хорошо, хорошо, мы этот вопрос решим!» А в палате у меня не было ни телефона, ни телевизора, ни радио – ничего!
– У действующего премьер-министра ничего не было?
– Ну, они правильно сделали… Все-таки инфаркт есть инфаркт. Заводиться себе дороже будет. Потом не выкарабкаешься… И вот в понедельник 14 января… там еще эти вильнюсские события были… Так вот какая-то сестричка проговорилась: «Николай Иванович, а ведь есть уже преемник ваш». Потом жена приходит… А она каждый день приезжала. Я спрашиваю: «Ты скажи, что – уже есть преемник?» Она: «А ты откуда знаешь?»
– То есть жене сказали тоже не говорить?
– По-видимому… Она говорит, что не хотела меня расстраивать. Я говорю: «А чего скрывать? Я Горбачева только просил немного подождать…»
– Так вы и заявления даже не писали?
– Но я ему сказал, что ухожу в отставку.
– А на основании чего он мог вас уволить тогда, если ничего не писали?
– Это потом было оформлено решением Верховного Совета. Потом. А в данном случае этого вполне достаточно, что я сказал… А потом оформляется. Четырнадцатым числом все было оформлено… что меня в отставку. В общем, вот так. Три недели я проходил реабилитацию в Барвихе. Научился ходить. Проходит февраль, март… Начинаю думать о работе, чего ж я буду сидеть дома. А в это время Горбачев был в Белоруссии. И я в газете «Правда» прочитал, что ему где-то на тракторном заводе задали вопрос: какая судьба у Рыжкова. Он ответил: у него был сердечный приступ, будем считать, что у него все будет нормально, а дальше… У меня такое ощущение, что кто-то дописал фразу: «А что касается его дальнейшей деятельности, то пусть он сам и принимает решение». Я показал жене и говорю: «Все! Никакой мне работы не будет».