– Отлично.
– Но согласись, что тут круто.
Филип пожал плечами.
– Да, наверное.
– Все могло быть намного хуже, Филли. Эта площадка расположена так, что отсюда открывается отличный обзор на все триста шестьдесят градусов. Теперь у нас есть доступ к магазинам, квартирам в соседних домах… Может, нам удастся найти где-нибудь электрогенератор… или даже отыскать работающий автомобиль. Мы могли бы остаться здесь, Филли. Понимаешь? Надолго, очень надолго.
– Я понимаю, дружище… но… посмотрим, что будет дальше.
* * *
Становилось все холоднее, влажность увеличивалась с каждым днем, и все это плохо отражалось на здоровье Брайана. Он снова начал кашлять. С наступлением темноты комнаты начинали промерзать. К утру становилось холодно, как в холодильнике, а пол превращался в настоящий каток. Брайан надевал по три свитера и обматывал шею вязаным шарфом (все это Ник раздобыл у Дилларда). В своих полуперчатках, с копной непокорных черных волос и запавшими черными глазами он стал похож на диккенсовского бродягу.
– По-моему, это место идет Пенни на пользу, – однажды сказал он Филипу, стоя на балконе второго этажа. Братья Блейк неспешно потягивали дешевое вино, глядя на пустынный горизонт. Прохладный вечерний ветер играл их волосами. Брайан заворожено смотрел на далекие силуэты темных зданий. Прежде американец двадцать первого века и представить себе не мог, как выглядит огромный город в полной темноте. Но именно это братья и видят собственными глазами: линия горизонта настолько темная и мертвая, что похожа на горный хребет в безлунную ночь. Брайану то и дело чудился огонек или проблеск света в черной пустоте. Но это ему только казалось.
– Не столько место, сколько общество Эйприл, – уточнил Филип.
– Да, Эйприл – молодец.
Брайану нравилась эта девушка. И он заметил, что брату она тоже по душе.
Брайан был бы безумно счастлив, если бы Филип нашел умиротворение. Если у них с Эйприл что-то получится, то он будет только рад.
– Вот другая та еще штучка, не так ли? – спросил Филип.
– Тара? Унылое создание.
Последние несколько дней Брайан избегал Тару Чалмерс – ходячую язву, вечно раздраженную и боящуюся собственной тени. Но он надеялся, что рано или поздно это пройдет: до несчастья с отцом она все-таки была более или менее нормальной.
– Девчонка не осознает, что я спас ее гребаную жизнь, – сказал Филип.
Брайан сухо кашлянул пару раз, а затем произнес:
– Я хотел бы поговорить с тобой об этом.
Филип взглянул на него.
– Что?
– Старик превратился в мертвяка.
Брайан взвешивал каждое слово. Он знал, что не он один до сих пор из-за этого переживает. С тех пор как Дэвид Чалмерс восстал из мертвых и попытался укусить старшую дочь, Брайан много думал об этом.
– Подумай об этом, Филип. Его ведь не укусили. Правильно?
– Нет, не кусали.
– Так как же он заразился?
Несколько секунд Филип молча потягивал вино. Лицо его помрачнело и словно окуталось тенью. По спине Брайана пробежал холодок. Ему вдруг стало так жутко, как будто он высказал вслух нечто запретное и выпустил из бутылки какого-то злобного джинна.
– Мы ничего не знаем об этой заразе, – произнес, наконец, Филип. – Возможно, он каким-то образом подхватил ее раньше, только в другой форме. Может, его организм давно уже начал перестраиваться. Он бы все равно умер.
– Если это правда, тогда мы все…
– Погоди, умник. Мы все здоровы и планируем такими остаться.
– Я знаю. Я только говорю… возможно, нам надо быть осторожнее.
– Наша осторожность – вот здесь, – ответил Филип и опустил руку на пистолет.
– Я говорю о том, что нужно тщательнее мыться, стерилизовать помещения.
– Чем?
Брайан вздохнул и поднял взгляд на ночное небо.
– У нас есть вода, – наконец произнес он. – Есть фильтры, в магазине Дилларда возьмем мыло и чистящие средства.
– Но мы же и так всегда фильтруем воду.
– Да, но…
– И мы моемся в той штуке, которую нашел Никки.
«Той штукой» Филип называл походный душ, который Ник притащил от Дилларда, из отдела спортивных товаров. В последние дни они наслаждались этой роскошью, иногда принимая душ по два раза в день.
– Я знаю, знаю… Просто… хочу сказать… лучше сейчас подналечь на гигиену. Вот и все. Пока мы не узнаем больше.
Филип сурово посмотрел на брата.
– А что, если больше нечего узнавать?
На этот вопрос у Брайана не нашлось ответа.
Единственный ответ исходил от самого города: тот словно напевал мрачные песни, сопровождая их зловонными порывами ветра. Казалось, он просто над ними издевается.
* * *
В ту ночь Филипа мучили кошмары. Возможно, из-за гремучей смеси неаппетитных ингредиентов, из которых Эйприл и Пенни сварганили ужин (консервированная спаржа, тушенка и измельченные картофельные чипсы). А может – из-за стресса, бессильного гнева и бессонницы. Или от недавнего разговора с братом…
Так или иначе, Филип увидел странный кошмарный сон. Этот сон посетил его в его новой комнате (бывшая спальня Эйприл, видимо, когда-то служила домашним офисом – выкидывая из комнаты вещи прежнего владельца, Филип и Эйприл обнаружили целые залежи заказников и образцов косметической продукции «Мэри Кэй»). Но теперь, лежа на шикарной двуспальной кровати, приставленной к стене, Филип корчился в полузабытьи, то погружаясь, то выныривая из лихорадочного шоу кошмаров. Такие сны не имеют формы. У них нет начала, середины и конца – они просто вращают колесо ужасов до бесконечности.
Филип видел себя дома, в Уэйнсборо, в ветхом маленьком бунгало на Фаррел-стрит, в дальней спальне, которую он в детстве делил с Брайаном. Но во сне он был не ребенком, а взрослым, и каким-то образом чума прокатилась во времени в семидесятые. Сон был невероятно ярким, словно все происходило на самом деле.
Брайан был где-то в доме. Филип слышал, как они с Пенни кричат и зовут его. Он бежал по бесконечному лабиринту коридоров с потрескавшейся штукатуркой. Толпа зомби снаружи ломилась в дом. Филип брал молоток и пытался забить окна гвоздями, но молоток переламывался в руке. Потом Филип замечал, что входная дверь уже трещит. Он бросался к ней – и дверная ручка отрывалась, так и не повернувшись. Он искал какое-нибудь оружие, перерывая все ящики и шкафы, как вдруг нога его проваливалась в дырку в полу. Стены начали рушится, окна вываливались из рам, и до Филипа донесся отчаянный голосок Пенни:
– Папа! Папочка!
Филип разинул рот в безмолвном вопле и проснулся.
Задыхаясь, Филип подскочил на постели, заморгал и покосился на бледный утренний свет. Кто-то стоял в ногах его кровати. Два человека. Он поморгал и, наконец, рассмотрел их ясно: высокую фигуру и маленькую.