На струге остались все остальные казаки, в том числе и кормчий Кольша Огнев – куда же без него-то? – и новоиспеченный «европейски образованный» канонир Семка Короедов. Маюни с Устиньей тоже предпочли струг, уже ставший родным и привычным.
Конечно, неказистое судно ватажников сильно задерживало, однако, когда обогнули туманный северный мыс, задул попутный ветер, и теперь уж оба корабля побежали достаточно резво, так, что вскоре внимательно осматривающий низкие берега «шипонос» Керган-та уже замахал рукою, закричал, да, подбежав к вышедшему на палубу атаману, поклонился, да принялся что-то возбужденно говорить, то и дело показывая на показавшуюся речную дельту.
– Ямтанг, господин, Ямтанг!
– Понимаю, – покивал Иван. – Выходит, приплыли. Шкипер! Командуйте поворот, идем к берегу.
Волны тускло мерцающей в предутренней дымке реки мерно бились о берег, едва ль не доходя до широкой, почти в тридцать шагов, стены, сложенной из толстых бревен, даже издали выглядевшей неприступной и мощной. Под стать стене были и ворота, над которыми высилась церковь. Просторная, с двумя дополнительными комнатами по бокам и чешуйчатым остроконечным шатром, похожим на узкий чум, с золоченым крестом, сиявшим на десятки верст вокруг. Пусть окрестные племена видят и всегда помнят, кто их повелитель… повелители… повелительница!
Митаюки-нэ нынче спала плохо, ворочалась, чуть было не разбудив крепко храпящего мужа. Все снились какие-то кошмары, а какие именно, девушка не могла бы сказать, запомнилось только, что страшные. А перед рассветом сильно сдавило грудь.
Осторожно выскользнув из-под тонкого одеяла, Митаюки накинула кухлянку и, как была босиком, выбежала из покоев на узорчатую, под тесовой крышею галерею, выходившую во внутренний двор острога. Жилища казаки Матвея Серьги устроили прямо в стене, во двор выходили окна или вот галереи, как у атамана и его супруги, «царственной государыни», как шутливо говорил немец Ганс Штраубе, занимавший «хоромы» рядом. Да тут все были рядом, все казаки, нынче – стараниями Митаюки-нэ – получившие то, что давно уже полагалось им по заслугам, – почет, богатство, роскошь, сладких любвеобильных дев. Ну и, конечно же, власть. Хоть какую-то.
Нынче у каждого казака в подчинении находилось несколько десятков местных воинов, преданных «белым господам» – ибо именно от них они и получали все. Тех же женщин, нефритовые побрякушки, а главное – военные победы и пусть небольшую, но власть! А что еще более ценно для воинов?
Туземные десятки были нарочно перемешаны, чтоб не оказались вместе воины из одного селения, и даже – по возможности – рода. Десятников ставил атаман – ему они и подчинялись. Именно ему, а не своим бывшим вождям. Так посоветовала Митаюки, и это было правильно!
Да что же так ломит грудь? Вот и виски заныли… На погоду, что ли? Так ведь не старая она старушка, в конце-то концов, молодая совсем, юная, тем более чародейка, колдунья. Пусть пока и не такая сильная, как хотелось бы, но старательная, умная, хитрая. Здесь, на земле «некогда могучих „двуногов“» в верхнем течении реки Ямтанг, все, как хотела, устроила. Вроде бы и муж ее, походный атаман Матвей Серьга, нынче тут верховный вождь… а на самом-то деле хитрая Митаюки-нэ через супруга сама власть имеет! Немец Штраубе – умнейший человек! – об этом догадывался, да что там догадывался – знал, недаром шутливо называл атаманскую жену «Ее величеством» – Митаюки проведала уже, так в полночных землях бледнокожих самых владетельных особо величают. Шутка, да… но приятно. Умный Штраубе… а не слишком ли? Может, пора от него избавляться? Не-ет, не пора. Умные тоже нужны, с одними дураками власть не построишь и не удержишь. Да и многое уже их с немцем связывало, и главное – кровь Нуер-Картаса, первого разоренного ватажниками городка нуеров, племени, ныне носившего почетный титул «союзников и друзей». А что? Семь сотен воинов – шутка ли? С дюжиной-то казаков – даже таких сильных и в воинском деле опытных – много ли сладишь? А если уж говорить о Штраубе, так зря ли к нему три наложницы приставлены? Красивые, юные… Митаюки сама выбирала с пристрастием, благо было из кого выбрать, да на голове у каждой, лично волосы сбрив, колдовской знак наколола да наложила древнее заклятье – паучье заклинание, путающее память. До тех пор пока татуировка цела, эти девы не будут знать, кто они такие, откуда, из какого рода-племени. Смыслом их жизни стало угождать хозяину, заботиться, ухаживать, услаждать, делать все, чего он только пожелает.
Юная колдунья невольно улыбнулась, вспомнив, как дарила немцу этих покорных дев:
– Захочешь, чтобы умерли, умрут. Волосы скоро отрастут, татуировка будет не видна. Но они навсегда останутся твоими преданными живыми игрушками и пойдут за тобой куда угодно. Даже в твою далекую неметчину. И останутся верными рабынями.
– Я не знаю их языка, – сглотнул Штраубе.
– Не важно. Они из рода сир-тя, они умеют угадывать желание.
Так и остались служанки у немца. Понравились, еще б… Вот и присмотрят, донесут, ежели что.
На сторожевых башнях острога перекликались воины – мускулистые, рослые парни сир-тя из рода нуеров, – вооруженные не только луками-стрелами, палицами, но короткими копьями с наконечниками из твердого металла белых – металл этот назывался «железо» и «булат». Из этого «булата» – все оружие белых: изогнутые мечи, кинжалы, панцири и плюющие смерть «огненные наряды», обращаться с которыми еще ни у одного сир-тя не получалось. Да и не нужно было! Копья эти раньше при ватажниках были, хотя Матвей обмолвился как-то, что металл «железо» можно и здесь, в землях колдунов, выплавлять из рыжих камней, что полно в любом болоте. Камни эти назывались – «руда», правда, до дела пока не дошло… опять же – пока не нужно.
Внизу хлопнула дверь, подбирая длинные черные одежды (рясу), пробежал по двору светлокудрый богатырь отец Амвросий, великий шаман белых. Воистину великий – жрец непонятного, но могучего распятого бога, именем которого творили казаки все свои дела. Звали бога – Иисус Христос – и был он чем-то вроде Хозяина Священной березы, точно так же умирал и возрождался вновь. Однако силу имел куда как большую! И этой силы хватало, чтоб справиться с самым коварным колдовством, чтоб победить самых великих воинов и низвергнуть свирепых тотемов «двуногов», хотя один вид подобных чудовищ вызывал панический ужас. Именем своего могучего бога белые варвары справились и с ними и ныне везде строили храмы, «крестили» людей, подчиняя воле Христа. Да почти все сами стремились «креститься», еще бы – заполучить в помощники столь сильное божество! Крестились, молились, правда, и от старых богов не отказывались – зачем? Ведь даже самому глупому ясно – чем богов больше, тем лучше.
Ох! Снова сдавило виски – Митаюки аж скривилась от внезапно резанувшей боли и уже спустилась во двор по лесенке, намереваясь побежать следом за священником в храм – просить помощи. Однако, добежав почти до самых ворот, над которыми сияла золоченым крестом недавно возведенная церковь, дева в задумчивости замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. А вдруг это сигнал, весть? Какой-нибудь оберег что-то сказать пытается – а их Митаюки поставила немало, и вот теперь даже не могла осознать – какой именно говорит… кричит даже!