– Ой, радость, радость-то какая! – всплеснув руками, заулыбалась Митаюки-нэ. – Считай, родичи явились. Надо как следует встретить! Пир устроить, угостить.
– Встретить-то встретим, – уже выходя из церкви, угрюмо вздохнул Матвей. – Однако ежели сам атаман пожаловал, так, чую, разговор у нас выйдет тяжелый.
– Почему же тяжелый, милый? – юная ведьма поспешно отвела мужа в сторону. – Оправдываться тебе не в чем! Ты все правильно сделал, как на твоем бы месте – любой. Врагов победил, добычу взял огромную, отец Амвросий слово Божье на все северные земли принес! Острог вон какой… Разве худо?
Говоря так, Митаюки исподволь, незаметно, внушала супругу мысль о его правоте и некоторую обиду на головного атамана Ивана. Можно было, конечно, и посильнее мысли внушить – ненависть посеять, вражду. Но делать это колдунья пока опасалась, полагала, что рановато еще, что не все еще под полным ее влиянием и контролем. Еще не пришло время к полному и окончательному разрыву с ватагой Ивана. Пока не пришло. Но очень скоро придет. И не надо, чтобы явившиеся казаки – уже чужие! – об этом догадывались. Вообще, хорошо бы их поскорее обратно услать… да так, чтоб вообще никогда больше не вернулись! А пока же…
– Ты, великий атаман и супруг мой, обязательно частью добычи с Ивановыми казаками поделись, не жалей – золота мы еще много добудем!
Супруги поднялись к себе в покои, Митаюки проворно сняла с мужа саблю, кафтан, стащила сапоги, продолжая тихой сапой нашептывать:
– И в острог старый не нужно тебе… и другим казакам не нужно… здесь ты атаман, а они – сотники… а там снова простыми воинами будут… завидует тебе Иван, силе твоей, богатству… А чего завидовать, коли ты всего сам добился, своей головой, потом, кровью… Нешто теперь в старый острог возвращаться, жизнь заново начинать? Да и… чувствую, сын у тебя скоро будет!
– Сын?!
Матвей подхватил юную свою супружницу на руки, закружил, как ветер кружит невесомые осенние листья, да, радостно смеясь, поцеловал в губы. Дева отозвалась на поцелуй с жаром и сладостной пылкостью, руки ее полезли казаку под рубаху, лаская мускулы, гладя многочисленные шрамы, от коих настоящему мужчине, воину, одна только краса.
– Ах, милый…
Закатив глаза, Митаюки покорно расслабилась, ожидая, пока рычащий от нетерпения супруг, едва не разорвав, стащил с нее одежду, бросил на ложе… дева подалась навстречу, раздвинув бедра, обнимая плечи, охватывая ногами мускулистый стан… Заскрипело ложе…
– Ах…
Не выпуская женушку из объятий, Матвей вдруг поднялся на ноги, подкидывая выгнувшуюся от наслажденья деву, прижимая к себе, целуя томно напрягшуюся грудь с большими коричневыми сосками, твердыми, чуть тронутыми небольшими пупырышками, кои так приятно было ласкать языком.
А потом оба упали на ложе и лежали так, тесно прижавшись другу к другу.
– Какой ты у меня, – гладя мужа по мускулистой груди, шептала Митаюки. – Настоящий воин… истинный вождь… ты всегда и везде достоин быть первым.
– Вижу на реке какие-то лодки, сэр! – подбежав, доложил шкиперу юнга. – В них, похоже что, дикари. С копьями!
– Немедленно буди всех! – распорядился Эндрю Уайт, в качестве офицера отвечавший за нынешнюю ночную вахту, кои англичане несли независимо от занимавшихся тем же самым московитов и дикарей. – Поднимай на ноги Фогерти, дядюшку Дика… всех. Не забудь и про русского барона, он нынче наш хозяин и господин… Впрочем, вижу, его уже разбудили.
Поднявшись на корму, Егоров кивнул шкиперу и, приложив к глазу зрительную трубу из запасов покойного капитана, внимательно осмотрел плывущие по реке лодки. Стояло ранее утро и куски клочковатого тумана мешали рассмотреть в точности, кто же это там плыл?
– Пушки заряжай! – уже командовал Фогерти. – С якоря сниматься, поднять блинд и бизань. Команде готовиться к бою!
Распорядившись и дождавшись, когда судно развернется к лодкам бортом, кондотьер подошел к атаману и, отдав честь, доложил:
– Батарейная палуба готова к выстрелу, сэр! Ждем вашего приказа.
– Вот правильно, ждите, – снова посмотрев в трубу, Иван неожиданно улыбнулся, узрев в окуляр улыбающуюся рябую физиономию молодого Кудеяра Ручейка… и тут же усмотрел сидевшего рядом с ним Матвея в синем, с золотистой тесьмою, кафтане.
– Да это же, черт побери, наши! Михейко, взгляни.
Вон и Силантий, и Кудеяр!
С лодок – а было их никак не меньше десятка – послышался рев казацкой трубы. Со стоявшего у самого берега струга давно уже радостно махали руками.
Встреча оказалась радостной и бурной – иные казаки истратили на пальбу в небо немало зарядов, пока атаман не прикрикнул. Наскоро обсказав Егорову суть да дело, Матвей Серьга пригласил всех явившихся на поиски ватажников к себе в острог закатить пир да забрать часть добычи.
Силантий Андреев ничего особо не говорил, просто скромно стоял рядом с атаманом и улыбался, из-за его плеча весело поглядывал Кудеяр Ручеек.
– Больно уж много злата у нас, – скромно похвастал Матвей. – Не унести, не вывезти. А струг твой, атамане, набьем под завязку, не сомневайся! Так и дальше будем… Дай срок, сами в Троицкий острог повезем, только вот струг сладим – на лодках-то несподручно по морю, а на руках много не унесешь, ты сам про то ведаешь. Эх, нам бы зелья порохового! Помог бы, атамане, а? Знаю, что много прошу, но… хоть самую малость, вдруг да драконы злобные на острожек нападут?
– Драконы, говоришь, водятся…
– Да уж не без этих паскудин… немало уж и постреляли их, а все, прости господи, не переводятся.
Егоров потрогал пальцами шрам – заныл вдруг, словно к непогоде:
– Как отче Амвросий?
– К молебну торжественному готовится, вас ждет. Не ведает еще, что и сам ты, атамане, пожаловал нынче! Ужо обрадуется, как увидит.
– Казаки, значит, при деле все?
– Да уж, как водится.
– А супруга твоя как? По здорову ли, по добру ли?
Матвей размашисто перекрестился:
– Да слава уж богу, ничего. Тьфу-тьфу, не сглазить бы. Она уж там пир готовит, распоряжается.
– Так, говоришь, гонцов к нам посылали? – поглядывая на сидевших в челнах мускулистых воинов сир-тя, переспросил атаман.
– Посылали, и не один раз. – Серьга снова перекрестился. – Неужто никто не добрался?
– Нет. Никто.
– Ох ты, господи…
– А насчет пороха, Матвей… посмотрю. Чем-нибудь да поможем.
– Вот благодарствую! А уж мы вас золотишком-то не обидим.
Иван отмечал для себя все эти – «у нас», «у вас», похоже, Матвей Серьга четко различал старый, Троицкий, острог и новый, его волею возведенный. И остроги эти были в его глазах ровней. Наверное, так считали и все остальные казаки из Матвеевой ватаги… впрочем, очень может быть, что и не все. Нужно было навестить бывших сотоварищей, поговорить с каждым… да и обещанное золото не было б лишним. Кстати, все до одного казаки, к какой бы ватаге сейчас ни принадлежали, были должны Строгановым.