* * *
Телефон Кристины Сандберг лежал на столе перед ними, как часть плохо составленного натюрморта, среди бутылок с лимонадом и тарелок с едой, к которым никто не притронулся, в то время как их содержимое уже прилично остыло.
На улице спустилась ночь, но никто не спал.
Везде в окнах виднелся свет от телевизоров и экранов компьютеров, повсюду перед ними сидели люди и пытались понять, что же произошло. Они звонили своим родственникам и знакомым с целью проверить, добрались ли те благополучно до дома, и, не получив ответа, пытались снова и снова, и каждый раз, когда вдох облегчения раздавался в одном конце города, в другом у кого-то подкашивались ноги.
Кристина не знала, как долго она уже бодрствовала, но чувствовала страшную усталость. И каждый раз, когда начинала перемещать взгляд, комната, казалось, тоже приходила в движение, словно она была законсервирована в вязкой жидкости, где шевеление одного компонента сразу же сказывалось на других. А перед ней сидели Лео и Альберт с таким же отсутствующим видом, как у нее, или, точнее, у всех других посетителей наполовину пустого полуподвального паба.
Здесь царили тишина и покой, и вряд ли что-то могло нарушить их.
Помещение было темным, с улицы в него вела короткая лестница, а пейзаж снаружи навевал мысли о сказках, ведь именно во дворцах, расположенных в этой части города, вполне могли жить сказочные принцессы и принимать бесстрашных рыцарей, претендующих на их руку и сердце. Они оказались здесь по инициативе Альберта, поскольку именно этот район, по его словам, он обычно не посещал, и, хотя полиции сейчас, скорее всего, было не до него, Лео отвез их туда, куда он захотел.
За стойкой бара висел плоский телевизор и непрерывно показывал картинки с места катастрофы. Те же кадры снова и снова, и в то время как текстовая строка с последними данными о погибших беззвучно пробегала в нижней части экрана, она в искаженном виде отражалась на бутылках, расставленных на полках вокруг.
Они сидели здесь уже довольно давно.
Голодные, но не в состоянии есть.
Им требовалось собраться с мыслями, но шок еще давал знать о себе, и их идеи и мнения никак не могли приобрести законченную форму.
А на краю стола лежал желтый конверт.
Альберт достал его, как только они сделали заказ, и рассказал о его содержимом, именах и текстах и о страхе, которым было пронизано все послание. А потом показал почтовый штемпель и название региона, и Лео сделал фотографию при помощи телефона Жанин и отправил ее в редакцию в Стокгольм в надежде, что цифровой код франкировальной машины сможет привести к отправителю.
Кристина позвонила Пальмгрену, но он не ответил.
И на том все и закончилось.
У нее имелся свой план, но она также прекрасно понимала, что это длинный путь. И надеялась, что следующий шаг возникнет сам собой, однако пока из всех мыслей, посетивших ее за день, ни одна не годилась.
Первым нарушил молчание Альберт.
– Что произойдет теперь? – спросил он.
Кристина покачала головой. Она не знала.
– Мы будем ждать, – сказала она. – Это единственное, что нам остается.
В принципе этим они уже занимались.
А вечер шел своим чередом.
И на телевизионном экране за их спинами заголовки об авиакатастрофе сменили новые, набранные еще более жирным шрифтом, но на тот момент на него уже больше никто не мог смотреть.
Коннорс вел их по каменным проходам и далее через железные двери в более современную часть здания, вниз по стерильным коридорам с лампами дневного света и холодными стенами, пока не решил, что они наконец пришли туда, куда им и требовалось.
Когда он повернулся к ним, они обнаружили, что находятся в конце какой-то кульверты.
Пара ступенек из рифленого железа поднималась к очередной двери, а в остальном существовал лишь один путь оттуда, и по нему они сейчас пришли.
И в принципе дверь ничем не отличалась от всех других в подземных переходах, которые они уже видели. Кроме одного.
Предупреждающие таблички.
Данная дверь, вне всякого сомнения, не горела желанием что-то рассказать им, и делала это при помощи больших черных букв на желтом фоне и символов, означавших смерть, и предостережение, и биологическую опасность.
Посторонним вход запрещен.
Опасность заражения.
Вирус.
Ни Вильям, ни Жанин ничего не сказали, ждали объяснений Коннорса относительно того, чем они занимаются там, его признания о том, что он слушал их разговор и теперь знает, сколь много они поняли, и что это не устраивает его. И пожалуй, он собирался поместить их по другую сторону двери, запереть там и держать до тех пор, пока уже никакой душ в мире им не поможет.
Но ничего подобного он не сказал.
Взамен понизил голос:
– Я сожалею об этом. Но думаю, вы уже все поняли.
Жанин искоса посмотрела на Вильяма.
Он кивнул в качестве ответа.
– По-моему, да, – сказал он. А потом: – Вся ваша проблема в решении. Не так ли?
– Тогда вы все поняли, – сказал Коннорс.
Жанин переводила взгляд с одного на другого. Что бы ни понял Вильям, ее это пока не касалось.
– Какое решение? – спросила она. – Какой проблемы?
А Вильям собрался с духом. И как заклинание произнес два слова:
– Вирусные векторы? Не так ли?
Больше он ничего не сказал. Ждал реакцию Коннорса, но не дождался ее.
– Объясни, – попросила Жанин.
Он уже начал. И с таким же успехом мог продолжать.
– Я думаю, дело обстоит следующим образом, – начал Вильям и посмотрел на Коннорса, как бы проверяя, что находится на правильном пути. – Вирус – это наше противоядие?
Коннорс кивнул, практически не пошевелив головой.
– Против чего? – спросила она.
– Против нас самих.
Жанин снова посмотрела на одного, потом на другого. Нас самих?
– Против текстов. Чумы. Против нашей собственной ДНК.
Он больше ничего не сказал. А она покачала головой: либо он говорил загадками, либо что-то здесь также не сходились, и в любом случае это разозлило ее.
– Что ты пытаешься сказать? Выходит, мы сами убиваем себя?
Ее голос был наполнен сарказмом, и в душе она чувствовала, что это, пожалуй, не на пользу делу, но одновременно была слишком уставшей и не могла совладать с собой.
– То есть из-за нашей собственной ДНК Дженифер оказалась в стеклянном ящике, и от нашей собственной ДНК они пытались отмыть нас под душем, об этом ты говоришь?
Напрасно. Она чувствовала это сама. Но все слишком резко навалилось на нее, она хотела понять, но пока безуспешно.