Я не успела спросить, что именно мы должны обсудить, потому что в ухо мне ударили короткие гудки.
Субботний сбор начался, как всегда, с шутейной переклички. Я, как вы знаете, Стрельцова. У Лельки от ее третьего мужа, с которым она недавно благополучно развелась, осталась фамилия Молодцова. Наташка – Удальцова. Тоже по мужу. Несколько лет назад, затевая какую-то постоянную рубрику в своей газете, Инка, чтобы не отставать от нас, придумала себе один из псевдонимов – Холодцова. И только Настя у нас Романова. Когда мы встречаемся «больше трех», то обязательно устраиваем перекличку.
Все, что случилось со мной за минувшую неделю, я выложила своим подругам сразу после того, как выяснилось, что все «стрельцы – удалые молодцы» на месте. Подруги охали и вздыхали.
– Везет же тебе, Алиска! – возбужденно орала Настя, единственная из нас, кто так и не сходил замуж. – Миллионер за тобой на лимузине гоняется. Так еще и холостой. Бросай ты своего Павла, это судьба!
– Он не холостой, а разведенный, – уточнила я. – И у него трое детей, двое из которых больны.
– Ты этих детей даже не увидишь, – отвергала мои возражения Настя. – Ты тут, они в Бельгии. Впрочем, если будешь вести себя по-умному, то тоже сможешь жить где-нибудь в Швейцарии.
– Девчонки, а может, он все наврал? – спросила я.
– А смысл? – резонно поинтересовалась Лелька.
– Ну, чтобы на жалость бить. Интерес к себе вызвать.
– Да нет, – задумчиво произнесла Инка, с которой я в начале разговора взяла слово, что она не будет использовать мой рассказ в своих репортерских интересах. – Мы журналистское расследование проводили по поводу подростковой наркомании, и я такие истории, когда молодяшка идет в проститутки, а ей за услуги наркотиками платят, слышала. И девчонки попадаются сплошь из хороших семей. Так что мог он в такую историю влететь запросто.
– Вот я и говорю, надо брать мужика за жабры! – снова включилась в разговор Настя. – Эх, мне бы такого экземпляра надыбать…
– Хочешь, я тебя с этим экземпляром познакомлю? – огрызнулась я. – Мне от него ничего не надо. Ни цветов, ни детей, ни лимузинов. Мне на этой неделе совсем другой мужик понравился. Так пропал куда-то, зараза. Даже на собеседование к психологу не пришел.
– Так значит, не надо тебе другого! Бери, что дают, – кипятилась успевшая слегка поднабраться Настя.
– Слушай, а где эта, убогая? – вдруг поинтересовалась Наташка. – Ты говорила, что сегодня ее пригласишь для трогательного воссоединения братских народов.
– Лора? – уточнила я. – Так у нее сегодня свидание.
Я рассказала подругам про глупого Самоходова, а также про то, что на сегодня у Лоры назначена встреча со вторым клиентом из Ируськиного списка – стоматологом Альметьевым. Я очень надеялась, что с ним у нашей с Наташкой одноклассницы все получится. Стоматолог мне нравился.
Вскоре разговор свернул в привычное русло. У этого русла даже есть свой слоган. Все мужики козлы. Наташка привычно плакала из-за мучающего ее Развольского, Инка драматически повествовала о непростой жизни с любимым мужем-хоккеистом. Настя пьяными слезами жаловалась на то, что вечерами ей приходится возвращаться в пустую квартиру. Лелька горевала, что среди множества любовников нет ни одного, на кого она могла бы положиться.
Я старалась не пить. Во-первых, с алкоголем я вообще «на вы». Мои любимые напитки – виски и граппа, в небольших количествах и под настроение. Во-вторых, этого самого настроения у меня почему-то не было. То ли из-за Шаповалова, то ли из-за пропавшего Корчагина.
На часах было около девяти вечера, когда раздался звонок в дверь. «Это не может быть Павел, – успела подумать я, пока шла по коридору. – Наверное, соседка».
Открыв дверь, я еще секунд тридцать ничего не понимала. Потом тихо охнула, прижала руку к губам и отступила в глубь квартиры.
На пороге стоял Александр Петрович. Шутливо приложив руку к дурацкой клетчатой кепке (надо будет обязательно ее с него снять), мужчина моей мечты сказал:
– Разрешите обратиться?
* * *
Мой неожиданный гость прекрасно вписался в атмосферу нашей девичьей вечеринки. Не прошло и получаса, как он уже вовсю шутил с Лелькой, обсуждал с Инкой армейскую дедовщину, отмахивался от Наташкиных расспросов о своей личной жизни и отражал слегка агрессивные атаки нетрезвой Насти.
Я в этой вакханалии участия не принимала. Я была слишком ошарашена его визитом, чтобы вести светскую беседу с гостями. То и дело я ловила на себе внимательные взгляды Петровича (нам пятерым было велено называть его именно так). Я посылала ему безмолвные вопросы, он тихо давал мне понять: «Все потом. Позже».
Под предлогом приготовления кофе я периодически скрывалась от гама на кухне. Впрочем, привести мысли хотя бы в какое-нибудь подобие порядка мне все равно не удавалось. Да и надолго оставлять гостей было невежливо.
Вернувшись в очередной раз с кофейником в гостиную, я застала своих гостей хохочущими над Лелькиным рассказом о том, как в ее салоне недавно проходили практику две молоденькие финки.
Областная торгово-промышленная палата какого-то беса заключила договор с аналогичной организацией в финском городе-побратиме на обмен парикмахерскими кадрами. Чтобы не ударить в грязь лицом, с нашей стороны для обмена были отобраны самые лучшие специалисты. Естественно, из Лелькиного салона.
Целый месяц две мастерицы, отложив ножницы, занимались с репетитором английским. За Лелькин счет, разумеется. Остальные мастера салона, сжав зубы, работали «за себя и за того парня», вернее, «за ту девку», надеясь, что приехавшие финские девушки освободят их от лишней нагрузки.
Действительность оказалась плачевной. Горячие финские девушки не говорили ни по-русски, ни по-английски. Они не могли объясниться ни с Лелькой, ни с остальными мастерами, ни, что самое печальное, с клиентками. Две недели они столбом простояли посреди салона, в ужасе переводя полный отчаяния взгляд с одной клиентской головы на другую.
Они боялись есть в наших ресторанах. Боялись ночевать в снятой для них гостинице. Боялись ходить по улицам. Саму Лельку они тоже очень боялись. Через две недели, не выдержав и половины положенного срока, чухонские красавицы сбежали обратно домой.
У Лельки весьма острый язычок, поэтому про злоключения горячих финских девушек она действительно рассказывала очень смешно. Я даже посмеялась вместе со всеми.
– Я им говорю: май нейм из Люба, – махала руками Лелька. – А они: мадам, ноу, инглиш. Ноу инглиш, мадам. Я думаю, нехай будет мадам, меня все равно половина мастериц так называют, лишь бы работали. Пальцами показываю: стриги-стриги. А она: ноу, мадам, ноу – и лопочет по фински чего-то. Да я, чтоб их в сортир сводить, переводчика с финского выкопала. Тот три дня походил, а потом я плюнула, стали на пальцах изъясняться, – заливалась Лелька.
– Вас сотрудницы зовут мадам? – удивился Петрович.