Как мне впоследствии поведала милостивейшая пани Великая княгиня, ее супруг, после весьма поспешного ухода гостей, спускался в великую крайскую скарбницу, доставал там из сундука корону, внимательно рассматривал ее и даже примерял к голове, но надеть ее, слава Богу, так и не решился. Потом он вернулся к себе, молчал всю ночь и весь последующий день, и только потом уже, вечером, явился ко мне в книгохранилище и, кроме всего прочего, спросил, дурень он или нет. Я, как об этом уже было сказано, ничего ему на это не ответил, и он вскоре ушел.
А я остался думать. И большей частью я думал именно о короне. По выражению ваших лиц я вижу, что вы ничего о ней не знаете. Ну что ж, тогда пока что прервем наше повествование и вернемся к самому началу, иначе к появлению в Крае короны.
Согласно устоявшейся исторической традиции, считается, что великокняжеская корона, эта наивысшая регалия нашей верховной власти, появилась у нас еще при Волате, том самом, который покончил в Крае с язычеством и насадил веру в единого Бога. Корона весьма искусно собрана из большого количества камней морского ладана, иначе янтаря, которые, для большей надежности конструкции, закреплены на железном каркасе. Железо, из которого выкован каркас, наше, крайское. И крайский же на короне янтарь. Кстати сказать, пусть и небогатые, но зато многочисленные залежи янтаря в нашей крайской земле дают лишний повод предположить то, что и действительно данная территория была когда-то морским дном. Так что совершенно не случайно, а с явным идеологическим подтекстом наши тогдашние ювелиры материалом для короны выбрали именно янтарь, иначе морской ладан.
Как я уже упоминал, время создания короны обычно относят к первым годам правления Волата Старого. Я же считаю, что это произошло как минимум на сто лет позже, то есть при его правнуке Волате Малом. Подтверждением моей правоты служит как сама форма короны, так и технология ее изготовления. Но это не суть важно. Куда важнее то, что эта корона и действительно весьма почтенного возраста, следовательно именно ею и короновались еще ранние Глебовичи. Верой и правдой служила она и их славным потомкам. В те времена Великие князья довольно-таки часто носили корону — и при утреннем выходе, и на пиру, и на охоте, и в походе, и мало ли еще где. И все было хорошо.
Первым, кто почувствовал неладное, был Угрим. Этот Великий князь надевал корону только в случаях крайней необходимости — на всенародных торжествах или при встрече послов — и при первой же возможности тотчас ее снимал. Причины такой явной нелюбви к своей короне Великий князь Угрим не объяснял. Умер он в возрасте сорока пяти лет, на одной из церемоний, прямо в короне.
Сын его Стас уже на коронации жаловался на сильную головную боль, уверял, что корона вот-вот расколет ему череп. В дальнейшем он надевал корону еще реже, чем его отец. Правил Стас недолго — всего восемь лет — и умер от удара, прямо в Большой коронной зале.
Сын Стаса, Глеб Яблочко, умер во время коронации. На этом Глебе династия Глебовичей пресеклась. В Крае начались раздоры, междоусобицы, держава развалилась на полтора десятка мелких удельных княжеств. Такое положение вещей сохранялось достаточно долго, и только двести пятьдесят лет тому назад здесь, в Глебске, наконец-таки собрался Высокий Согласительный Сойм и выбрал Жегмонта Вражского. Жегмонт был коронован. Правда, по его просьбе, янтарную корону Глебовичей на его голову не водружали, а только подержали над ней и убрали.
С той поры так оно и повелось — наши Великие князья коронуются, но корону на голове не носят. И Борис не носил.
А теперь осмелел!
Или отчаялся? Кто знает! И вообще, ну кто хоть что-нибудь на этом свете о чем-нибудь знает? Я уже как-то говорил Великому князю, что не только простые люди и не только паны, но даже самые образованные и ученые люди, светила мировой науки — все до единого слепы и глупы перед величием Природы и Божьего Промысла.
Вот даже взять эту злосчастную корону. Почему она умертвила последних Глебовичей? За что? А каким образом? С высочайшего позволения Великого князя я еще в прошлом году был допущен в великую крайскую скарбницу и держал эту корону в руках, производил ее обмеры и даже пытался — сейчас это не важно, каким образом, — пытался определить, какие же скрытые силы таятся в ней. Но я ничего не нашел и не обнаружил. Тогда я решил провести испытание действием, то есть попытался надеть эту корону на себя — и не смог. Не потому не смог, что мне было страшно, а просто физически не смог. Мне никто не мешал, я был в скарбнице один. Помешала мне только сама корона — она вдруг стала невероятно тяжелой, и я поспешно опустил ее на стол, чтобы ненароком не уронить и не разбить — янтарь ведь очень хрупкий материал.
О, я вижу, вы улыбаетесь. Вы думаете, что это у меня от страха руки опустились. Ну что ж, и я вначале тоже так подумал. Тогда я провел еще один эксперимент: я положил корону на одну чашу мерных рычажных весов, а на вторую чашу, для равновесия, положил две однофунтовых и одну полуфунтовую гирю, затем вновь потянулся к короне, весы остались в равновесии, тогда я подумал, что вот сейчас я надену корону… Но чаша с короной тут же резко опустилась вниз. Я выложил на противоположную ей чашу все гири, которые только у меня были, потом я уже сам, всем своим весом навалился на эту чашу — но даже это не помогло мне уравновесить весы. Я понял, что короны мне не взять…
И в тот же миг весы уравновесились! Я лихорадочно схватил корону…
И обжегся! Тогда я сделал так…
Однако не буду вас далее утомлять описанием всех тех моих многочисленных и весьма изощренных манипуляций, которые к тому же ни к чему не привели.
И только тогда, когда я был уже окончательно сломлен — как духовно, так и физически, — к короне вновь вернулся ее обычный вес, и я тогда без всякого труда убрал ее обратно в сундук.
О том, кто именно изготовил эту корону, ни в официальных хрониках, ни в народных преданиях не сказано ни единого слова. И на самой короне — я тщательно ее осматривал — нет ни клейма мастера, ни какого-либо иного значка. Корона безымянна. И могущественна. И беспощадна.
И вот именно эту корону наш нынешний Великий князь вознамерился водрузить на свою голову после того, как он расправится с Цмоком.
А расправиться с ним он собирается в самом ближайшем будущем, подготовка к отъезду Высокой комиссии идет полным ходом. Правда, пан Юзаф говорит…
Но я опять забегаю вперед. А чтобы этого не произошло, я, прежде чем рассказывать вам о пане Юзафе Задробе, сперва поведаю вам о пане Галигоре Стремке, поветовом Зыбчицком судье, который мне этого Задробу и представил. А Стремку мне представил сам господарь.
А было это так. Как я вам уже говорил, назавтра после закрытия Сойма он, господарь, приходил ко мне за советом — узнать, дурень он или нет. Я попросил его дать мне подумать. И я думал всю ночь, но только больше не про него и даже не про Цмока, а про корону. Потому что я чуял, я и сейчас это чую, что это зловещая верховная регалия себя еще покажет — и покажет очень скоро!
Ну а у Бориса в голове был один только Цмок. И потому уже назавтра, прямо рано утром, только мы открылись, только читатели сошлись, я к ним еще даже и выйти не успел, как вдруг слышу какой-то непонятный шум, а потом вбегает ко мне мой Ясь и говорит: