Взгляд солдата немного прояснился, он потянулся к кружке.
– Сначала таблетки, – сказал Архипов. – Сам же знаешь, тезка: сделал дело – гуляй смело.
К моменту отбоя Смирнов почти перестал кашлять, но и не разговаривал. Ночью ему было плохо, он несколько раз вставал, уходил на лестницу, где его рвало. Хотя солдат не жаловался – возвращался, держась за стенку, падал на лежанку.
И снова наступило утро – то ли пятое, то ли шестое. Алексей уже сбился со счета. Архипов, злобно ругаясь, грузил дрова в остывающую печку. Андрюха Левин не мог ходить. Синева в ноге опустилась до колена. Он лежал на кровати и со скорбной миной смотрел на командира. У Лазаря распухла рана. Он с ужасом таращился на нее, когда Поперечный размотал бинты, чтобы наложить новые. Архипов оторвался от печки, чтобы сделать парню укол новокаина и смыть гной. Боец слабел и тоже предпочитал не вставать.
– Я умру? – прошептал он.
– Не сомневайся, – проворчал Архипов. – Когда-нибудь точно умрешь. Но в ближайшие дни это удовольствие тебе не светит.
Смирнов был горячим, как примус. Его лихорадило, он лежал, закутанный, как матрешка в груду одеял, то потел, то замерзал.
– Острая вирусная инфекция, – сумничал со своей кровати Левин.
– Конечно, в троллейбусе подхватил, – огрызнулся Архипов. – Никогда бы не подумал, что в этом холодильнике вместе с духами живут вирусы. Плохо дело, командир, – прошептал он, отведя Алексея в сторонку. – Тают ряды людей с железным здоровьем. Это точно инфекция, на простуду не похоже. Не хватало нам вслед за Смирновым разболеться. Что делать будем? И без этих недугов крыша уже едет.
– Ты хоть что-то понимаешь в медицине, – отозвался Алексей. – Следи за ними, как-то поддерживай. Понимаю, что лекарств мало, и не от всех они болезней. – Он повернулся к угрюмо молчащему майору и предложил: – Прогуляемся, Игорь Николаевич? Вдруг свершится предновогоднее чудо, и мы найдем транспорт? А если нет, поищем лекарства и провиант.
Они пошли, укутанные, застегнутые на все пуговицы, без оружия. Архипов по доброте душевной одолжил майору украинской армии свои валенки. Сапоги у того хоть были и добротные, но на долгое пребывание в холоде не рассчитанные.
На верхнюю одежду искатели приключений натянули телогрейки, надвинули шапки, завязали уши. Лица ниже глаз закрыли масками, вырезанными из шерстяных одеял. Все эти меры не казались им излишними. Мороз крепчал, студеный ветер сбивал с ног, забирался во все незащищенные места.
За прошедшие сутки в поселке ничего не изменилось. Лишь обрушилась под тяжестью снега часть крыши поселковой управы, а вместе с ней фрагмент стены. То, что уцелело от здания, выглядело каким-то надкусанным сандвичем.
Они брели по снежной целине в восточном направлении. На этом отрезке не было каких-либо значимых объектов, не считая управы. Любоваться вертолетом Алексей не собирался. Он хотел добраться до ближайшего переулка и по нему перейти на параллельную улицу.
Залаяла собака из палисадника – страшная, одноухая, с опаленной шерстью. Действительно чебурек!.. Она вытягивала шею, дрожала, присела на передние лапы, чтобы броситься, оскалила страшную пасть. И ведь кинулась бы! Мужики дружно заорали страшными голосами, вырывая из развалившегося сарая доски, утыканные гвоздями. Чудовище попятилось и помчалось за угол.
– Вот черт! – потрясенно пробормотал майор, которого пробил холодный пот. – Ей-богу, капитан, когда в июле на наш патрульный джип выскочили ваши головорезы и саданули из «Мухи» – не так страшно было!.. Вот же чудище обглоданное! Ведь оно реально нас сожрало бы!
– Все в порядке, майор. – У Алексея тоже бешено колотилось сердце. – Нас не съедят, мы высшее звено в пищевой цепочке. Надо держаться вместе, на двоих точно никакая псина не бросится.
Они свернули в переулок, и вскоре Алексей крупно пожалел, что за пять дней невольной «отсидки» так и не сподобился сконструировать лыжи. Мужики проваливались по пояс. Снег уже забил все валенки, от холода начинало щипать пальцы.
В переулке, как и во всем поселке, неплохо порезвились вояки. Целых строений практически не осталось. Валялись вырванные с корнями деревья, кривились электрические столбы с заиндевевшими проводами.
Майор ушел с дороги, прислонился к ограде, чтобы снять валенок и выбить из него снег. Это было ошибкой. Под весом тела затрещал расшатанный плетень. Поперечный не успел ругнуться, повалился вместе с забором и высоко подбросил ноги. Он начал выбираться, но выстрелила штакетина. Майор проделал кульбит и зарылся головой в снег.
Алексей вытаскивал его за ноги, еле сдерживая смех.
– Впечатлили, Игорь Николаевич. Нет, чтобы головой подумать!.. Знаете, это так характерно для украинской армии. Вы еще не поняли, что патриотизм – очень плохая замена профессионализму?
– Шли бы вы лесом, Алексей Михайлович! – заявил майор. – При чем тут профессионализм?
– А при том, что он должен проявляться во всем. Даже в естественном желании вытряхнуть снег. Давайте руку, поднимайтесь.
Майор продолжал круто выражаться, очищая себя от снега.
– Обратите внимание на дом напротив, – сказал Алексей. – Вернее, на половину, оставшуюся от него. На крыльце сохранилась табличка «Фельдшерский пункт». Держу пари, что Архипов здесь не был. Предлагаю заглянуть за лекарствами.
– Думаете, там что-нибудь осталось? – проворчал Поперечный. – Что не завалило, то в любом случае люди разобрали. Да и какие лекарства выдержат на этом собачьем холоде? Думаете, то, что глотают наши раненые, им помогает? Разве что в качестве плацебо.
– Вы неисправимый оптимист, майор! – заметил Алексей. – Но отчасти правы. Три недели назад батальон «Дайнар» блокировал доставку гуманитарной помощи в Ленинск. Остановили на КПП и тупо не пропустили. Две фуры везли лекарства для раненых и больных. Уже стоял собачий холод. Почти неделю эти фуры торчали в отстойнике за блокпостом. Кончилось топливо, кузова промерзли вместе с грузом. Водители грелись у костра. Через неделю конвою дали разрешение на проезд. Издевательство открытое. Груз, естественно, испортился. От этих лекарств просто не было никакого прока!..
– Вы хотите обвинить мой полк еще и в этом? – разозлился майор. – Ладно, пойдемте, посмотрим, что там осталось.
Алексей сделал несколько шагов, провалился в снег и почувствовал под пяткой что-то скользкое, явно не землю. Это был фанерный щит или что-то в этом роде. А под ним!..
Реагировать было поздно. Затрещала хлипкая древесина, вспыхнула боль в боку, когда он падал вниз. По всей видимости, это была воронка от мощного снаряда, на которую сверху прилетел щит. Падать пришлось недолго. Стригун ободрал бок, повалился на дно, успел вскинуть руки и прикрыться от обломков, падающих на голову.
Впечатления были не самые радужные, но он ничего не сломал, голова не пострадала. Оставалось только материться, что он и делал с большой охотой и от всей души. Глубина воронки составляла не меньше двух метров. Алексей сделал попытку вылезти самостоятельно. Глина обвалилась, он чуть не расквасил нос и с трудом устоял на ногах.