– Скоро ты их увидишь.
– Куда вы меня ведете? В чем дело?
– Ты и сам отлично знаешь, парень. – Солдат окинул Лупа ледяным взглядом. – И нечего тут изображать невинность.
Луп растерялся и испугался.
– Я понятия не имею, о чем ты.
Солдат презрительно хмыкнул:
– Конечно не имеешь. Так все преступники говорят.
– Преступники? – У Лупа упало сердце. – О чем ты говоришь?
– Ты и твои дружки арестованы. За убийство.
Тюремная камера была маленькой, темной и душной, а свет проникал в нее лишь сквозь узкую щель высоко в стене. Как и другие камеры, она располагалась под какими-то кладовыми в задней части дворца, в стороне от сада и вне досягаемости для слуха, чтобы те, кого там запирали, не смогли побеспокоить тех, кто жил и работал во дворце. В отличие от предыдущей ночи никаких удобств пленникам не предоставили. Вместо кроватей здесь была просто куча соломы в углу да еще помойное ведро и небольшое отверстие в нижней части двери, забранное решеткой, – через него пленникам передавались пища и вода. Снаружи был узкий коридор, и по обе его стороны – еще три камеры. Для одного-единственного тюремщика предназначалась небольшая комнатка рядом с лестницей, ведущей наверх.
Марка и Феста бросили в камеру примерно за час до того, как к ним присоединился Луп, и они, недолго порадовавшись тому, что снова оказались все вместе, принялись обдумывать ситуацию.
– Он сказал – «убийство». – Марк покачал головой. – Какое убийство? Вы думаете, он имел в виду того торговца рабами, аукциониста Пиндара?
– А кто еще это может быть? – откликнулся Фест и проверил дверь, ухватившись за решетку внизу и хорошенько дернув прутья.
Петли вздрогнули и скрипнули, но дверь была прочной.
– Эй! – крикнул из коридора тюремщик. – А ну, прекрати! Я тут за все отвечаю, понял? Если что-нибудь испортишь, не получишь еды!
Фест отступил назад и опустился на солому рядом с мальчиками.
– Да, попали мы в беду. В серьезную беду.
– Но как это может быть? – спросил Марк. – Как они могли связать нас с тем, что случилось в Страте? Нет, должно быть еще что-то… кто-то просто ошибся. И как только это выяснится, нас освободят.
Фест пожал плечами:
– Очень надеюсь, что ты прав и это просто ошибка, Марк. Но кажется мне, тут пахнет чем-то другим.
Луп вздрогнул. Он был так ошеломлен внезапным поворотом событий, что совершенно забыл о новости, которую собирался сообщить друзьям.
– Децим! Должно быть, это как-то связано с ним. Я его видел совсем недавно.
Марк повернулся к нему и уставился на друга.
– О чем это ты?
Луп быстро рассказал о том, что видел, и друзья внимательно его слушали.
– Я примчался обратно, чтобы все вам рассказать, и тут меня схватили, – закончил Луп.
Марк с силой потер подбородок.
– А в какую сторону двигались носилки?
– Вниз по улице. От дворца наместника.
– Тогда, скорее всего, он был здесь, и, боюсь, ты прав: именно он стоит за всем этим. Вопрос в том, откуда он узнал, что мы появились в Афинах?
– А ты как думаешь? – ровным тоном произнес Фест. – Я ведь тебе говорил, что в таких местах, как этот дворец, ничего не скрыть. А ты стал размахивать письмом Цезаря и рассказывать, зачем мы пришли, – вот и результат. Единственное, что меня удивляет, так это скорость, с какой все случилось. Должно быть, у Децима везде есть свои шпионы.
Марк опустил голову. Он совершил ошибку, придя во дворец наместника. Он позволил нетерпению и разочарованию овладеть им, а теперь они все трое расплачиваются за его глупость. Марк откашлялся и тихо сказал:
– Мне очень жаль, простите. Я должен был вести себя осторожнее. Это моя вина.
– Верно, – холодно согласился Фест. – Но от этого ничего не меняется. Мы здесь, и нам необходимо выбраться. Вот только как? Сбежать уж точно не удастся. Дверь крепкая, и у нас нет в Афинах друзей, которые могли бы помочь нам ускользнуть. Мы влипли. Единственный шанс – это попытаться доказать свою невиновность, когда наместник будет нас слушать.
– Да почему ты решил, что он будет?
– Потому что я римский гражданин, а у тебя – письмо от Цезаря. Мы все трое связаны с Цезарем. Только наместник провинции может вынести приговор римлянину, обвиненному в преступлении.
– А я как же? – спросил Луп. – Я обычный освобожденный раб. Не гражданин.
– Ты пришел с Марком и со мной. Этого должно быть достаточно. Кроме того, суть не в этом. Нам нужно только предстать перед наместником. Тогда мы сможем все объяснить, и, надеюсь, на этом все кончится.
Марк кивнул:
– И тогда мы доберемся до Децима.
Телохранитель прищелкнул языком:
– Это будет не так-то легко. Он уже знает, что мы его ищем. И даже если мы избежим обвинения в убийстве, он все равно поспешит окружить себя охраной. И наверняка покинет Афины, спрячется где-нибудь.
Марк немного подумал:
– В своем поместье.
– Думаю, да. Но мы уже потеряем преимущество неожиданности. Так что дело будет нелегким.
Все ненадолго замолчали, потом Луп заговорил:
– А мы не слишком забегаем вперед? – Он хлопнул ладонью по холодной каменной стене. – Для начала нам бы отсюда выбраться.
Фест скривил губы:
– Ты прав. Нет смысла заглядывать так далеко в будущее. Лучше просто ждать, пока наместник нас выслушает.
– И когда это может случиться? – спросил Марк.
– Трудно сказать. Скорее всего, он будет полностью занят представлением, которое дается для местных жителей, и не освободится, пока все не кончится. Так что нам, возможно, придется ждать до тех пор, а затем и еще сколько-то, пока он не разберется с накопившимися делами. С другой стороны, если этот Сервилий умеет работать, он захочет покончить с делами до начала развлечений.
Луп с ужасом окинул взглядом мрачную грязную камеру.
– Ты хочешь сказать, что мы можем здесь просидеть несколько дней?
– Вполне возможно. Так что устраивайтесь поудобнее.
Луп уперся подбородком в колени и в отчаянии уставился в противоположную стену. Марк чувствовал себя ужасно виноватым из-за того, что поставил личные желания превыше всего, не подумав о безопасности друзей. И хотя Фест смотрел на все как настоящий фаталист, Марк не мог так легко избавиться от неприятных чувств, а потому погрузился в глубокие размышления. Текли часы, и луч света, проникавший сквозь щель в стене, медленно полз по стене, пока наконец солнце не скрылось за дворцом, оставив друзей в унылом мраке.