– Это потому, что нас почти целый день держали в одной из камер твоей тюрьмы, господин.
Наместник не обратил внимания на его слова и, наклонившись вперед, ткнул пальцем в сторону Феста:
– Ты лжешь! Смешно даже думать о том, что тебя мог послать сам Юлий Цезарь!
– Но мы можем это доказать! – вырвалось у Марка. – У меня есть документ, подписанный Цезарем. Рекомендательное письмо.
– Это еще что такое? – резко бросил Сервилий. – Что за наглость!
– Господин, – вмешался Фест. – В этом нетрудно разобраться. Если мальчик утверждает, что у него есть такое письмо, так пусть его покажет.
– И в самом деле! Итак, мальчик, где этот твой документ, а? Покажи его!
– Я не могу, господин, – признался Марк. – Письмо осталось в моем мешке, в той комнате в гостевом крыле, в кожаном футляре. Если ты позволишь мне принести его, то все решится: ты увидишь, что я говорю правду.
– Ты не сделаешь ничего подобного! – рявкнул наместник. – Офицер, пойди туда. Обыщи вещи этих бродяг и, если найдешь такой документ, немедленно неси сюда!
– Да, господин!
Офицер отсалютовал и быстрым шагом вышел из зала в коридор. А наместник снова сосредоточил внимание на Марке и его друзьях.
– Скоро узнаем правду. Но я предупреждаю тебя: если ты лжешь, тебе это дорого обойдется.
– Я говорю правду, – твердо повторил Марк. – И ты это увидишь.
Наместник налил в кубок вина и откинулся на спинку стула, неспешно делая глоток за глотком, пока они ждали возвращения офицера. Эврай стоял чуть в стороне с едва заметной улыбкой на губах. Марк посмотрел на него, и внезапно его охватило дурное предчувствие, но оно утихло, когда в коридоре раздались шаги. Офицер вошел в зал, быстро прошагал к возвышению и вытянулся в салюте перед письменным столом.
Наместник опустил кубок и наклонился вперед:
– Ну?
– Никакого письма, господин. Никакого кожаного футляра.
Марка словно ударили камнем по голове.
– Оно было там! Ты должен был найти его!
Офицер через плечо оглянулся на него и оскалился:
– Нет там ничего! Ты солгал!
Марк от изумления разинул рот, поворачиваясь к Фесту:
– Но оно было там! Ты же знаешь! Скажи им!
Фест покачал головой:
– Поздно, Марк. Нас загнали в ловушку. И очень ловко. Догадываюсь, что это твоих рук дело, Эврай.
Грек изобразил удивление и коснулся рукой груди:
– Моих? Ты обвиняешь меня?
– Сколько Децим заплатил тебе за эту услугу, а?
Сервилий хлопнул ладонью по столу.
– Хватит этой ерунды! Ваше представление закончено. Никакого письма нет. Вы здесь не по делам Цезаря и явно пытались меня одурачить. Что ж, я вам вот что скажу: я совсем не дурак и вижу, где ложь, а где правда. Вы трое ограбили Пиндара и убили его, когда он вас поймал. Вы сбежали из Страта и пришли сюда, надеясь обмануть меня, чтобы получить пищу и крышу над головой, пока прячетесь от правосудия. Но теперь правосудие вас отыскало, и вы заплатите за свои преступления.
Он немного помолчал, глядя на них по очереди, а потом злобно усмехнулся.
Марк невольно задрожал, ожидая своей судьбы.
– За такие преступления может быть только одно наказание. Итак, через три дня, на второй день игр, вы трое будете приведены на арену и привязаны к столбам, и дикие звери разорвут вас на части во имя правосудия и для забавы толпы.
– Отдадут диким зверям… – негромко простонал Луп, сжавшись в углу камеры. – Прекрасные боги, пощадите нас… Пощадите нас!
Солнце уже встало, и тонкий луч света прорезал унылый мрак камеры, снова позволяя пленникам увидеть вонючую тесноту маленького пространства. Ночь для всех троих была горькой; их снова грубо протащили по узкому коридору и швырнули на пол, и дверь камеры захлопнулась за ними. Проскрипел железный засов, шаги солдат и тюремщика затихли в коридоре, и наступила тишина, лишь сухо зашуршала солома, когда Фест опустился на нее. Марк еще какое-то время стоял у двери в темноте, не осмеливаясь поверить в то, что припасла для них судьба. Он слышал, как Луп пытается сдержать рыдания в дальнем углу камеры, и ему стало жаль друга.
Марк уже встречался со смертью на арене. И он давно знал, что ни в коем случае нельзя позволять страху парализовать себя. Страх ничему не поможет. И каждый волен выбирать сам, то ли поддаться страху, то ли совладать с ним и продолжать борьбу. Но это годится тогда, когда есть возможность бороться, напомнил себе Марк, – вот только их-то собирались привязать к столбам и напустить на них голодных зверей… Так что они окажутся совершенно беспомощными, и им останется лишь молиться о том, чтобы все поскорее закончилось.
Он ощупью пробрался вдоль стены к куче соломы в задней части камеры, стараясь не представлять себе острые зубы тварей, которые будут рвать его плоть. Ощутив под ногами солому, Марк опустился на нее, свернулся клубком и попытался заснуть. В камере было тихо, если не считать ровного дыхания Феста и сдавленных рыданий Лупа. Никому из троих не хотелось говорить, и каждый погрузился в собственное отчаяние. Для Марка все это означало, что его мать навсегда останется рабыней, и такое проклятие и чувство вины были едва ли не тяжелее, чем страх ужасающей смерти.
* * *
К утру страх и отчаяние слегка утихли, и Марк с интересом посмотрел на поднос с едой, который тюремщик просунул в отверстие под дверью.
– Вот ваша кормежка, – прорычал снаружи тюремщик. – Давайте ешьте! Мне совсем не хочется, чтобы зверье разочаровалось, когда ему подсунут умирающих от голода преступников!
Он грубо засмеялся собственной шутке и удалился, шаркая ногами.
Фест пошел к двери, взял поднос и принес его в угол, где сидели на соломе мальчики. На подносе лежали буханка черствого хлеба, несколько кусков засохшего сыра и кость с остатками вареного мяса на ней; к этому прилагался кувшин воды. Фест разделил хлеб и сыр на одинаковые порции и сунул в руки мальчиков. Марк с готовностью все взял и заставил себя начать грызть корку хлеба. А вот Луп просто смотрел на еду, лежащую у него на коленях, пока Фест не положил руку ему на плечо:
– Ты должен поесть.
– Зачем? Какой в этом смысл?
– Ты должен поддерживать в себе силы. Вдруг нам удастся найти какой-то выход?
Луп нервно засмеялся:
– Как? Как мы можем выбраться? Нам конец, Фест. Все кончено. Мы умрем.
Фест стиснул плечо мальчика и, скрипя зубами, заговорил с холодной решимостью:
– Мы не мертвы, пока мы не мертвы. Все, что угодно, может случиться с этого момента и до того дня, когда нас собираются выставить на арену. И если что-то случится, ты должен быть крепким, чтобы ответить на вызов судьбы. Понял? А теперь ешь!