– Может, попробуешь другую? – предложил я.
– Я пока не закончила, – отказалась Камелия и еще немного потыкала лопаткой.
Потом она выпрямилась и окинула взглядом ячейки.
– По углам никогда не бывает, – протянула она задумчиво, – и четырнадцать тоже не пойдет. Потому что сегодняшнее число, а в датах всегда пусто. Двенадцать, – наконец решила она. – Столько мне исполнится в день рождения.
Камелия вскопала ячейку.
– Вы точно что-то клали? – усомнилась она.
– Да. Три шиллинга и главный приз.
– А вдруг вы их прикарманили и нарочно всем говорите, что они там, а их там нет?
– Нет, я так не делал. Какой номер выбираешь третьим?
– Я пока не буду. – Она вернула мне лопатку. – Пойду подумаю.
– Как вам будет угодно, мисс.
Она протянула раскрытую ладонь.
– С вас двухпенсовик сдачи. За третью попытку.
Она, часом, не состоит в родстве с леди Шрапнелл? Может, вопреки очевидному мистером К все-таки окажется Эллиот Каттисборн?
– У меня нет сдачи, – вздохнул я.
Камелия упорхнула. Я заново разровнял песок и прислонился к дереву в ожидании клиентов.
Никто не шел. Наверное, все первым делом побежали к барахольному прилавку. Поначалу дело двигалось так вяло, что я спокойно мог бы улизнуть к сети, если бы не Камелия, крутившаяся рядом в раздумьях, на какую ячейку пустить последний двухпенсовик.
А еще надзиравшая за мной, как выяснилось, когда она в конце концов выбрала номер семнадцать и безрезультатно его вскопала.
– Сдается мне, вы перепрятываете призы, когда никто не видит, – заявила она, размахивая игрушечной лопаткой. – Поэтому я не спускала глаз с квадратиков.
– Если ты не спускала с них глаз, – резонно заметил я, – как я мог перепрятать клад?
– Не знаю, – буркнула Камелия. – Но другого объяснения нет. Семнадцатая никогда пустой бывает.
Я понадеялся, что, потратив последнее, Камелия наконец уберется, но она осталась понаблюдать, как маленький мальчик вскапывает шестую (возраст), а его мама – четырнадцатую (сегодняшнее число).
– Сдается мне, вы так-таки ничего и не клали, – заключила Камелия, проводив взглядом рыдающего мальчика, которому не достался приз. – Только говорите, что клали.
– А ты не хочешь прокатиться на пони? – предложил я. – Мистер Сент-Трейвис вон там катает на пони.
– Это для малышей, – скривилась Камелия.
– А к гадалке ты уже ходила? – уцепился я за соломинку.
– Да. Мне выпала дальняя дорога.
«И поскорее бы», – взмолился я про себя.
– На прилавке с безделушками попадались прелестные перочистки, – пошел я на сделку с совестью.
– Мне не нужна перочистка. Я хочу главный приз.
Еще полчаса она следила за мной, словно коршун, а потом явился профессор Преддик.
– Точь-в-точь раннимедская равнина. – Он обвел жестом всю лужайку с киосками и чайным шатром. – Военачальники, встав лагерем и развернув знамена, ожидают короля Якова со свитой.
– Кстати, о Раннимеде… – оживился я. – Не пора ли нам спуститься дальше по реке, а потом вернуться в Оксфорд к вашей сестре и племяннице? Они наверняка уже затосковали без вас.
– Да ну! – отмахнулся он. – Времени еще уйма. Они приехали на все лето, а полковнику завтра должны доставить серебристого тантё «красная шапочка».
– Мы с Теренсом можем отвезти вас завтра на поезде – просто проверить, как дома дела, – а потом вернетесь посмотреть на «красную шапочку».
– К чему хлопоты? Моди – расторопная девочка, у нее там наверняка полный порядок. И вряд ли Теренс захочет ехать, раз он теперь помолвлен с мисс Меринг. – Профессор покачал головой. – Не скажу, впрочем, что одобряю такие скоропалительные обручения. Как на ваш взгляд, мистер Генри?
– На мой взгляд, у кого-то тут ушки на макушке. – Я многозначительно посмотрел на Камелию, которая заложив руки за спину, с серьезным видом сверлила глазами песчаную площадку.
– Она прелестна, спору нет, но в истории совершенно не разбирается, – продолжал профессор, не уловив намека. – Утверждает, что Нельсон потерял руку в бою с Непобедимой армадой.
– Вы будете копать? – обратилась к нему Камелия.
– Копать? – удивился профессор.
– Искать клад.
– Как профессор Шлиман раскапывал древнюю Трою, – понял профессор и подобрал лопатку. – Fuimus Troes; fuit Ilium [42] .
– Сперва нужно заплатить двухпенсовик, – вмешалась Камелия. – И выбрать номер.
– Номер? – Профессор выудил из кармана два пенса. – Хорошо. Пятнадцать – в честь дня и года подписания Хартии вольностей. – Он пересыпал монеты мне в руку. – Пятнадцатое июня 1215 года.
– Это завтра, – напомнил я. – У нас есть великолепная возможность наведаться в Раннимед в годовщину подписания. Можно телеграфировать вашим родственницам, чтобы встретили нас там, а мы с утра отправимся на лодке.
– Там туристы косяками ходят, – поморщился профессор. – Всю рыбу распугают.
– Пятнадцать – плохое число, – не одобрила Камелия. – Я бы выбрала девятку.
– Вот! – Профессор вручил ей орудие труда. – Вы за меня и покопаете.
– И тогда что найду останется мне?
– Поделим пополам, – решил профессор. – Fortuna belli semper anticipiti in loco est [43] .
– А что мне будет за труды, если клада в пятнадцатой не окажется?
– Лимонад и пирожные в чайном шатре, – пообещал профессор.
– Пятнадцатая точно мимо, – заявила Камелия, но все же начала копать.
– Судьбоносный день, пятнадцатое июня, – протянул профессор, наблюдая за ней. – Пятнадцатого июня 1814 года Наполеон вступил в Бельгию. Если бы он двинулся дальше на Линьи, а не остановился у Флерюса, вбил бы клин между войсками Веллингтона и Блюхера и обеспечил себе победу при Ватерлоо. Пятнадцатое июня – день, изменивший историю навсегда.
– Я говорила, что в пятнадцатой пусто, – торжествующе провозгласила Камелия. – По-моему, в них во всех пусто. Когда мне дадут пирожные с лимонадом?
– Прошу вас! – Профессор взял ее под руку и повел к чайному шатру, а я наконец получил возможность сгонять к мистеру Дануорти.
Я двинулся к беседке, но не сделал и трех шагов, как меня перехватила миссис Каттисборн.
– Мистер Генри, вы не видели Камелию?