– Что здесь делает доктор Мандрейн?
– Доктор Мандрейн?
Ван Вейтерен указал пальцем.
– А… Мандрейн. Это его родственница. Племянница, если я правильно помню. Бригитте Керр. Одна из наших самых новых постояльцев. Попала к нам всего месяц назад, бедная девочка.
– Что с ней такое?
Доктор развел руки в извиняющемся жесте:
– Сожалею. Боюсь, я не имею права рассказывать некоторые обстоятельства. Мы связаны обязательством сохранять профессиональную тайну, и не только по отношению…
– Чушь, – прервал его Ван Вейтерен. – Естественно, у меня нет при себе соответствующих бумаг, но освободить вас от профессиональной тайны – всего лишь вопрос времени. Позвольте напомнить, что мы занимаемся расследованием убийства.
Мейесе колебался.
– Намекните хотя бы, этого достаточно, – сказал Ван Вейтерен. – Например, это как-то связано с наркотиками?
Доктор посмотрел в потолок.
– Да, – ответил он. – Очень даже связано. Но она не в моей группе, так что мне мало что известно.
Некоторое время комиссар сидел молча. Потом посмотрел на часы и поднялся.
– Большое спасибо, – сказал он. – Теперь я намерен переговорить с фрёкен Линке. Однако позвольте последний вопрос?
– Разумеется, – сказал Мейесе. Он откинулся на стуле и снова улыбнулся.
Ван Вейтерен выдержал эффектную паузу.
– Как вы думаете, кто убил Мориса Рюме?
Улыбка исчезла с лица доктора.
– Что? – изумился доктор. – Кто убил?.. Не имею ни малейшего понятия. Будь у меня хоть какие догадки о том, кто такой Палач, я давным-давно уведомил бы об этом полицию!
– Само собой, – сказал Ван Вейтерен. – Простите, что занял ваше время.
«У этого места удивительная способность притягивать к себе людей», – подумал он, оставив в покое доктора Мейесе и отправившись на поиски кабинета Беатрис Линке. Сколько людей, с которыми ему довелось столкнуться в этом городе, так или иначе соприкасались с этим унылым учреждением.
Он начал было подсчитывать, но потом увидел в коридоре фрёкен Линке и решил оставить изучение этого вопроса до другого случая.
Час спустя, выезжая с парковки, Ван Вейтерен размышлял над тем, каковы его впечатления о ней – о красавице Беатрис Линке. И правда ли то, что она утверждала, – что ее отношения с Морисом Рюме строились на самом прочном и надежном фундаменте – уважении, честности и любви?
«Во всяком случае, звучит красиво», – подумал он и стал вспоминать свой собственный неудавшийся брак.
Но едва в мозгу всплыло имя Ренаты, на машину обрушился ливень, и Ван Вейтерену пришлось сконцентрировать все усилия на том, чтобы хоть что-то разглядеть сквозь лобовое стекло и удержаться на дороге.
28
Признание последовало рано утром. По некоторым данным, господин Вольнер стоял и ждал у дверей полицейского участка под моросящим дождем с шести утра, но только около семи, когда секретарша фрёкен де Витт пришла и отперла двери, его впустили внутрь.
– По какому вопросу вы пришли? – осведомилась она, устроив его в кресле для посетителей, обшитом коричневым дерматином, сняла плащ и шляпку и включила кофейник в служебной столовой.
– Я хочу сделать признание, – сказал господин Вольнер, глядя в пол.
Фрёкен де Витт посмотрела на него поверх оправы своих очков:
– Признание в чем?
– В убийствах, – произнес господин Вольнер.
Фрёкен де Витт на минутку задумалась.
– В каких убийствах?
– В убийствах топором.
– Так-так, – проговорила фрёкен де Витт. Она ощутила легкое головокружение, которое, кажется, не имело никакого отношения к климактрическим симптомам, появившимся у нее несколько месяцев назад. Она схватилась руками за край стола и крепко зажмурилась.
Затем усилием воли взяла себя в руки. Никто из полицейских не должен был появиться до половины восьмого, в этом она была совершенно уверена. Оглядев унылую фигуру, сидящую на диване, она констатировала, что посетитель, во всяком случае, не припрятал под одеждой топор.
Выйдя из-за перегородки, фрёкен де Витт положила руку ему на плечо и попросила следовать за ней.
Он без всяких протестов подчинился. Покорно пошел с ней по узкому коридору в дальнюю из двух камер – ту, которую можно было запереть.
– Ждите здесь, – сказала она. – Вас скоро допросят. Каждое ваше слово может быть использовано против вас.
Позднее она сама удивлялась, зачем добавила эти последние слова. Господин Вольнер уселся на кушетку и стал выкручивать себе руки, так что фрёкен де Витт решила предоставить его судьбе. Поначалу у нее была мысль позвонить ассистенту Мосеру, который был в этот день дежурным, но потом все же решила не делать этого. Заварила кофе и стала поджидать инспектора Кропке, который с исключительной точностью появился, когда часы пробили половину восьмого.
– Палач во всем сознался, – сказала она.
– Какого че… – поперхнулся Кропке.
– Я заперла его в камере.
– Какого черта? – пояснил свою мысль инспектор. – Кто… кто это?
– Не знаю, – ответила фрёкен де Витт. – Но у меня сложилось впечатление, что его фамилия Вольнер.
После некоторых колебаний Кропке счел наиболее разумным дождаться кого-нибудь из комиссаров, поэтому было уже без двадцати девять, когда начался первый допрос потенциального убийцы. Помимо Кропке и полицмейстера, на нем присутствовали также инспектор Мёрк и ассистент Мосер.
На всякий случай во время всего допроса были включены два магнитофона – отчасти для фиксации всех фактов с учетом возможного судебного процесса, отчасти для того, чтобы оба приглашенных эксперта, комиссар Ван Вейтерен и интендент Мюнстер, могли получить адекватное представление о новом повороте ситуации.
Баусен. Пожалуйста, назовите ваше полное имя.
Вольнер. Петер Матиас Вольнер.
Баусен. Родились?
Вольнер. Пятнадцатого февраля тридцать шестого года.
Баусен. Адрес?
Вольнер. Моргенстрат, шестнадцать.
Баусен. Кальбринген?
Вольнер. Да.
Баусен. Вы женаты?
Вольнер. Нет.
Баусен. Каждое ваше слово может быть использовано против вас. Вы можете молчать, если желаете. Вы хотели бы пригласить адвоката?
Вольнер. Нет.
Баусен. Зачем вы пришли?
Вольнер. Чтобы признаться в убийствах.
Баусен. В убийстве Хайнца Эггерса, Эрнста Симмеля и Мориса Рюме?