Сумка до сих пор стояла в отделении, и никто не изъявлял желания отвозить ее в тюрьму.
— Кто-нибудь доставит ее в Холлоуэй? — спросила Анна, выходя из отделения.
Дежурный сержант лишь пожал плечами, и Анна решила сама отвезти вещи Гонор. Вынесла сумку из отделения, поставила на переднее сиденье машины и направилась в сторону Кэмдена, к тюрьме Холлоуэй.
Припарковавшись на площадке для персонала, Анна взяла сумку, расстегнула молнию и вынула содержимое: кусок мыла, крем для лица и рук в небольшой косметичке, платье, три пары трусиков, три бюстгальтера, расчески и щетка для волос. С грустью заметила, что Дамиен упаковал также шампунь и краску для волос каштанового оттенка.
Укладывая вещи назад в сумку, она прощупала боковые поверхности и дно — пусто. Застегнула молнию и расстегнула маленький боковой кармашек — в нем лежал сложенный лист бумаги. Карандашом от руки на нем был написан список передаваемых вещей, против каждой строки стояла галочка красного цвета. Больше ничего. Анну огорчило, что Дамиен ничего не написал Гонор, — вероятно, ее это тоже огорчит. Красные галочки, как на студенческих работах, выглядели словно окончательный приговор: не оставляли надежды и не подлежали обжалованию.
Часы посещений давно завершились, заключенных развели на ночь по камерам, и Анне не разрешили повидаться с Гонор. Она расписалась в журнале передач и написала, что перечень вещей находится в боковом кармашке.
— К ней кто-нибудь приходил?
Дежурный взял журнал посещений и перелистал страницы; дойдя до фамилии Гонор, ответил:
— Да, днем приходил муж.
— Муж? — Нервы Анны напряглись.
— Да, Дамиен Нолан — приходил в половине третьего.
— Он предъявил какой-нибудь документ?
— Да, паспорт. Еще утром приходил адвокат, больше никого не было.
Анна влетела в совещательную. Там остались только дежурные, и она спросила, уехал ли уже Ленгтон. Ей ответили, что он в кабинете Каннингам.
— В половине третьего дня он еще был в Лондоне!
Ленгтон вскочил из-за стола:
— Что?
Она никак не могла отдышаться.
— Он приходил к Гонор Нолан в Холлоуэй, предъявил паспорт Дамиена Нолана, сукин сын!
— Матерь Божья! Ты с ней говорила?
— Нет, сразу поехала сюда. Это сужает круг его передвижений — можем возобновить розыск.
Ленгтон был уже в коридоре и во всю глотку отдавал приказ всем немедленно ехать в аэропорт. Потом, жестом велев Анне следовать за ним, сказал, что позвонит в тюрьму.
— Тебя к ней не пропустят, — ответила она.
Обернувшись к ней, он рявкнул, что, если понадобится, Гонор приволокут к нему за волосы.
И вновь Анна ехала через весь Лондон, на этот раз в патрульной машине с включенными сиренами. Когда их проверили на пропускном пункте Холлоуэя, а потом длинными коридорами провели в небольшую приемную, шел уже одиннадцатый час. Ленгтон довольно резко поговорил с начальником тюрьмы, который, как и предупреждала Анна, был против посещения заключенных в столь поздний час. Еще через пятнадцать минут в комнату ввели Гонор.
На ней была тюремная ночная сорочка, вместо халата — пальто. Волосы заплетены в две косы, седина в проборе сделалась еще более заметной.
— Садитесь, Гонор, — приказал Ленгтон. — Перейду сразу к делу, из-за которого мы приехали. Сегодня днем у вас был посетитель. Не отнимайте у нас время, утверждая, что приходил ваш муж, — мы знаем, что это не так. Ведь приходил Фицпатрик, правда?
— Да, — еле слышно ответила она.
— Хорошо, Гонор, скажите, где он, — это учтут на суде.
— Я не знаю.
— Разве вы не говорили с ним о том, куда он направляется?
— Нет. — Она покусывала губы, глаза были полны слез.
— Тогда расскажите, о чем говорили.
Анна наклонилась вперед и коснулась руки Гонор, пытаясь смягчить резкость Ленгтона:
— Ваш муж снова под арестом.
— О боже! — Гонор склонила голову.
— Нам известно, что у Фицпатрика паспорт Дамиена, Гонор. Кроме того, мы обнаружили в доме под полом большую сумму денег.
Она помотала головой, стараясь удержать слезы.
— Дамиен знал о деньгах?
— Нет, о нет. Они предназначались мне — на адвокатов — и его матери. Он сказал, что забрал ее сбережения — перевел их на другой счет — и беспокоится о ее будущем, о том, кто о ней позаботится.
— Значит, Дамиен не знал, что Фицпатрик спрятал деньги в доме? — повторила вопрос Анна и взглянула на Ленгтона.
— Нет. Я знаю, что у него паспорт Дамиена, — он сказал, что взял его из ящика буфета в кухне. Но мне неизвестно, откуда деньги.
— Стало быть, он сообщил вам все это, Гонор, но не сказал, куда направляется?
— Нет. Клянусь, я понятия не имею. Может, потому он и не сказал. Я никогда не знала, где он находится, — так было заведено с самого начала. — Она расплакалась и принялась рыться в кармане пальто в поисках платка. — Он сказал, что деньги не краденые, что они его, что их дала ему Джулия. Это все из-за нее!
— Она мертва, Гонор, вашу сестру убили. Перерезали тормоза в машине!
— Он здесь ни при чем. Я уверена, он бы этого не сделал. Вы все время выставляете его каким-то чудовищем, а он вовсе не такой, совсем не такой, я-то знаю. Она просто не оставила ему выхода.
Потеряв терпение, Ленгтон хлопнул ладонью по столу:
— То есть из-за нее он не мог расплатиться за ввоз груза смертельно опасного наркотика, так, что ли? Вы не отдаете себе отчета в том, что произошло, миссис Нолан. Вам придется провести долгие годы за решеткой, и, вероятно, это единственный способ заставить вас понять, что вас просто использовали.
— Нет! — сердито ответила она.
— Александр Фицпатрик всегда использовал всех, кто попадался на его пути, — использовал или убивал. Вы все время защищали его и, кажется, теперь готовы и собственного мужа принести в жертву. Ему предъявят обвинение…
— Нет, клянусь, он ничего не знал! Прошу вас, поверьте!
— А, так он вам небезразличен?
— Разумеется, нет.
— Но вы позволите ему нести ответственность перед законом? Он сейчас в камере, Гонор. Если вы утверждаете, что он невиновен, докажите это — скажите наконец, где может быть Фицпатрик.
— Я не знаю, но я уверена, что Дамиен ни в чем не виноват; пожалуйста, поверьте мне.
— А почему я должен вам верить? — спросил Ленгтон, наклоняясь вперед.
Она продолжала плакать и крутила в пальцах мокрый насквозь платок.