– Давненько гостьюшкой не тянуло.
Пенни вихрем повернулась на каблучках и увидела пустынножительницу, до удивления похожую на близлежащие приспособления и скелеты. Баба Седобородка сама была чуть ли не вязанкой костей, державшихся вместе благодаря жилам, узловатыми мышцам и блеклой шерсти. Залепленные бельмами глаза сияли не хуже лунных камушков. Мослы – телом это назвать было нельзя – не ведали одежды, а пресловутая седая борода на поверку оказалась лобковой порослью, при ходьбе подметавшей землю.
Максвелл предупреждал, что она слепа. Баба, сказал он, преодолевала перевалы, брала скальные стены и промышляла охотой исключительно на ощупь и на запах. Ее пальцы знали каждую щель, дыру и борозду в этих горах. Она носом определяла загаженные трещины.
Вот и сейчас она принюхивалась, водя ноздрями по спертому воздуху, и выцветшим голосом сказала:
– Свежа ты, мать… или мне кажется?
Пенни замерла как вкопанная. Затаила дыхание.
– Духовитая, – проворчала старая карга. – Я чую. От меня не утаишь.
Спустив с плеч заплатанный сидор, она принялась черпать из него мох горстями. Осторожно извлекла крохотные яйца, приговаривая:
– Из Нью-Йорка, поди? Крюком через Омаху?
Помнится, Максвелл предостерегал, что Баба способна по вкусу гениталий определить всю интимно-половую биографию объекта.
– Сымай одёжу-то, – прошамкала старуха. – Лизать будем. Поглядим, какая ты студентка.
Шагнув ближе, ведунья выжидательно остановилась.
Пенни знала, что выбора нет. Мама и лучшая подруга, должно быть, уже при смерти. Значительный процент населения заражен едва ли не вирусом, в чье существование несчастные жертвы отказывались верить. Поэтому Пенни медленно сбросила с ног модельную обувь от Кристиана Лубутена, затем блузку и слаксы от Донны Каран, и наконец, следом отправились трусики «Ажан провокатёр». Оставшись нагой, если не считать лифчика «Виктория сикрет миракл бра», она принялась, в свою очередь, ждать.
Подволакивая ногу, Баба Седобородка приблизилась к гостье. Пятнистая дрожащая рука полезла Пенни в промежность.
– Ах! – Изумленный шепот: – Безволосая! Максвелл-негодник постарался?
У Пенни от страха отнялся язык. Она кивнула. Мол, сработал племенной узбекский способ с алое и кедровыми орешками.
Баба гордо ткнула морщинистой подушечкой пальца в растрескавшуюся кожу груди. Непрерывный обдув сухими ледяными ветрами так растянул ей молочные железы, что они теперь болтались пустыми мешочками, хлопая при всяком движении. Ведьма кивнула, пряча довольную улыбку в усах.
– Это я его научила.
Решительная в своих ласках, горная подвижница тем же скрюченным пальцем шутливо погрозила Пенни и, засунув узловатый кончик ей в вагину, сказала:
– Ох и сочна!
Палец – шишковатый, хрупкий, ни дать ни взять высохший сучок – зашел по кулачную костяшку. Старуха скрипнула:
– И восприимчива! Голуба моя, из тебя получится славная ученица.
Пока многовековая отшельница ее зондировала, Пенни старалась припомнить все, что любила в этой жизни. Например, катание в карете с Тэдом по Центральному парку. Торт-мороженое. Фильмы с Томом Беренджером. Затем на ум пришли сумочки от «Фенди», летние карнавалы с чертовым колесом и сахарной ватой. С теплой печалью она подумала о собственном восхищении в адрес Клариссы Хайнд и той радости до небес, что пришла к ней с присягой первой женщины-президента.
Когда приятные воспоминания истощились, Пенни невольно поежилась в ответ на манипуляции ведьминого перста. Ей словно лезли в самую душу.
Изрядно пошуровав, палец наконец убрался и, мимолетно сверкнув в тусклом пещерном свете, попал в морщинистые губы немолодой искусницы. Обсасывая фаланги, Баба понимающе хмыкала. Для верности еще разок облизав палец серым языком, она кивнула и заявила:
– К. Линус Максвелл. Вот кто тебе преподавал.
Колдунья сумела прочесть все по одной-единственной взятой пробе.
– Это он проинструктировал тебя в навыках, которые у меня перенял. Мой лучший ученик. О таком мечтает каждый наставник. Увы, современный человек чересчур нетерпелив, ему лишь бы поскорее достичь оргазма. Нет в нынешней молодежи уважения к учителям, не умеют они уделять им время.
Скрупулезное обследование утолило любопытство древней скитницы. Продолжая гладить Пенни шершавыми руками, она говорила:
– Да, я обучила Максвелла эротическому искусству древних. Эта практика почти утрачена человечеством. Никто уже не хочет посвящать ей бессчетные часы, а ведь без должного прилежания не стать мастером сенсуалики.
Зато Максвелл, похоже, был не прочь потрудиться. Она с радостью приняла такого ученика для передачи опыта, тем более что…
– Если не считать Макса, последний раз студент ко мне заглядывал лет шестьдесят тому назад. Звали его Рон Джереми [13] .
Продолжая посасывать палец, она рассказывала:
– Максвелл перенял у меня все, что я знала и умела. Усвоив плоды вековых автостимуляций моего лона, получил на блюдечке суть всех моих открытий. Но нынче Максвелл применяет сексуальные премудрости, чтобы мучить многочисленных женщин к личной выгоде.
Пенни была потрясена ясновидческими талантами колдуньи. Когда та вновь выставила сучковидный палец, Пенни нанизалась на него с восторгом и радостным ожиданием.
Беря новую вкусовую пробу, Баба вещала:
– Ты испытываешь чувство великой вины. Предала сестер по полу. Помогала пристреливать оружие порабощения. Не счесть теперь рабынь, коих ты ввергла в лапы окаянного Максвелла своими же трудами.
Пенни рыдала, внимая этим словам. Звучала истинная правда. Страшная и до того горькая, что она ни разу не позволила себе поверить в нее до конца.
Баба чмокала пальцем во рту. Насосавшись, выдернула его со звучным хлопком и лакомо облизнулась.
– Ты, Пенни Харриган, пришла ко мне, чтобы натренироваться для борьбы с этим злом.
Серый язык обвил палец змеей. Вылизывая, подбирая последние росинки правды, притаившиеся в морщинах.
– Вы узнали мое имя? – изумленно пролепетала Пенни. Впервые за все время пребывания в пещере она заговорила, и собственный голос резанул по ушам. – Прямо вот… на вкус?
Потрескавшиеся губы Бабы растянулись в улыбке.
– Я много чего знаю.
Она жестом показала на циновку, сплетенную из лишайников и ее собственных оческов.
– Располагайся. Тебе понадобится много сил для тренировок. А я покамест заварю чаю.
Под стать тому, как Пенни отдалась опытам Максвелла, производимым в уединении пентхауса, сейчас она вверила самое себя наставническим заботам Бабы в келейной тиши высокогорного обиталища.