* * *
— Самое занятное в этой истории то, что при стоимости похищенного в четыреста с небольшим рублей у милейшей Елены Ивановны наличествовали при себе двадцать две с половиной тысячи рублей, около четырехсот долларов и пластик «Мастер-карт»! — Петрухин вел «фердинанда» через дневные уличные заторы и весело рассказывал опоздавшему к финалу воровской истории Купцову «чем там сердце успокоилось». — Вот и объясни мне, дружище, какого фига мадам позарилась на грошовый ширпотреб?
— Так, может, она клептоманка? — предположил Леонид.
— Может быть. Все может быть. Но вот лично я за годы службы ни одного клептомана не встретил. Ворья — да, полно. Но воруют все-таки не из-за экзотической хворобы, а по более реальным соображениям: на хлеб, на водку, на молодку… А, шут с ней, проехали. Так еще раз, поясни: чего от нас хочет Брюнет?
— Понятия не имею. Пока я к вам ехал, он позвонил на трубку и сказал, что в два часа ждет нас с тобой в «Альфонсе».
Петрухин задумался:
— Хм… Вечером, да в «Альфонсе» — это еще куда ни шло. Но днем, при его-то графике? Боюсь, сие приглашение попахивает очередным блудняком.
— Возможно, подобным образом он просто хочет отблагодарить нас за разруливание темы с универсамом?
— М-да, инспектор, по утрам вы, как обычно, тупите.
— С чего вдруг такие выводы?
— А с того, что, когда Брюнет тебе звонил, «тема с универсамом» еще не была, как ты говоришь, разрулена… Ладно, чего гадать. Сейчас доедем и на месте узнаем, что к чему…
* * *
В этот дневной час посетителей в «Альфонсе» было немного. Что неудивительно для заведения, в котором даже за обыкновенный бизнес-ланч требовалось выложить 350 тугриков.
Решальщики вошли в зал, кивнули скучающему на входе телохранителю Владу и сразу направились в «свой» кабинет. Здесь, помимо самого Виктора Альбертовича, сидели еще двое — мужчина и женщина. Причем настолько похожие друг на друга, что не оставалось никакого сомнения — брат и сестра. У обоих — пепельные волосы и серые глаза. Оба, как сказала бы секретарша Аллочка, «о-очень шикарные!». Купцов же определил про себя по-другому — «стильные».
А вот Дмитрию в первую очередь бросилось в глаза не «стильность» парочки, а отсутствие на столе тарелок и приборов — исключительно бутылочки с минеральной водой и початая бутылка виски. Причем бокал под виски наличествовал только лишь у «брата». Так что последние сомнения отпали: ни фига это не дружеский халявный обед, а он и есть — очередной блудняк.
— А вот и мои сыщики, они же — решальщики, — произнес Брюнет, чутка, насколько позволял живот, приподнимаясь. — Позвольте я вас познакомлю…
Женщину звали Анна Николаевна, и руку она протянула будто для поцелуя.
В ней, безусловно, наличествовал шарм. Или, если угодно, ПОРОДА. И красота, которая, впрочем, казалась отстраненной, живущей сама по себе.
— Весьма рад, — сказал Купцов.
— Петрухин, — сказал Петрухин.
Мужчину звали Петр Николаевич Московцев. На вид ему было около сорока, а его костюм, манера держаться и говорить наводили на мысль о дипломатическом ранге или о неких аристократических корнях. Позже именно так все и оказалось. Или почти так.
— Петр Николаевич, наш деловой партнер, эксперт по Скандинавии, — объявил Брюнет. — Да, братцы! Вам заказать что-нибудь? Признаться, мы уже перекусили.
— Нет-нет, — открестился за двоих скромный до неприличия Купцов. — Мы с Дмитрием Борисовичем… хм… тоже отобедали.
— Угу… Поели, — мрачно подтвердил обломавшийся Петрухин.
— Прекрасно. Тогда сразу перейдем к делу. Тут, видите ли, вот какая проблема…
После такой вводной эксперт по Скандинавии нервно улыбнулся и сграбастал бокал с виски. Дмитрий отметил, что тот был явно возбужден, причем не особенно-то и пытался это скрыть.
— …тут, видите ли, вот какая проблема… — повторил Брюнет и задумался.
— Пропал человек! — неожиданно выпалила доселе молчавшая Анна Николаевна.
— Аня! — метнул в нее укоризну Петр Николаевич. — Очнись, Аня! Подумай, что ты говоришь… пропала музейного уровня сабля. Восемнадцатый век!
— Господи, Петя, — сказала она и, закрыв лицо руками, заплакала.
Московцев посмотрел на сестру так, как смотрят на слабоумных: с оттенком сострадания. Но основным фоном все-таки остались брезгливость… и презрение.
— Позволь, Виктор Альбертович, я сам введу… э-э… господ сыщиков в суть дела?
— Да за-ради бога!
— Так вот, господа! Дело в том, что на днях произошло крайне прискорбное событие… Моя сестра… э-э… моя младшая сестра стала жертвой преступления.
— Петя! Господи, Петя…
— Да-да. Жертвой преступления. Собственно говоря, жертвой стала не только она, но и я тоже. Поскольку пропавшая реликвия принадлежала нашей семье более двух веков. Это, извольте видеть, сабля, — Петр Николаевич протянул Петрухину старинный толстый альбом с выведенным золочеными буквами названием «PARADE ARMS OF THE 17th-19th CENTURIES». [24] — Извольте открыть страницу восемьдесят три.
Сыскать нужную страницу оказалось нетрудно, так как именно там лежали закладка и пожелтевший лист бумаги с машинописным текстом. Петрухин пихнул листок Леониду, а сам впился взглядом в рисунок: на высококачественной глянцевой бумаге были тщательно, можно сказать — любовно, нарисованы сабля и ножны. Ниже шел текст на английском языке. В английском, равно как во всех остальных европейских языках (за исключением одесского суржика), Дмитрий был не шибко силен, а потому поворотился к Купцову:
— Что там у тебя? Переводец?
— Ага, — подтвердил Купцов и зачёл вслух:
Сабля и ножны.
Санкт-Петербург. Частная коллекция г-на Московцева. Вторая половина XVIII века.
Клинок. Иран. Середина XVIII в.
Мастера по выковке клинка Ахиджан и Хасан.
Булат, дерево, золото, серебро, кожа, ткань.
Ковка, насечка, гравировка, золочение.
Длина 116,5 см…
В восемнадцатом веке сабля являлась довольно распространенным видом холодного оружия в России. Бытовали разные формы сабель как русского производства, так и иностранного. На Востоке русскими закупались в большом количестве клинки из высокоуглеродистой булатной стали, имевшие великолепные боевые качества. Русские оружейники использовали их для изготовления парадного, богато оформленного оружия. В представленном образце необычен булатный клинок иранской работы с четырехгранным штыкообразным острием, дававшим возможность наносить не только рубящий, но и колющий удар. В обухе клинка прорезан глубокий желобок, в котором перекатываются жемчужинки, издающие при ударе особый свистящий звук. Нижняя часть клинка богато декорирована растительным орнаментом, насеченным золотом. Монтировка сабли русская. Мастера использовали золоченое серебро с гравированным растительным узором. Найдено своеобразное решение оформления ножен сабли: к фигурной оправе добавлена узкая серебряная лента, обвивающая поверхность светло-коричневой кожи.