— Пожалуй, да.
— Тут дурочка и сомлела. Пригласила урода к себе. Точнее: к нам. Я-то в Питере в последние годы только наездами бываю, а так постоянно живу в Швеции. Вот вчера прилетел. После того как она позвонила и закатила истерику: «Ах, его убили!..» Тьфу! Дура! Ох и дурища!.. — Московцев сокрушенно покачал головой, налил себе виски, выпил.
— На чем я остановился?
— На том, что ваша сестра пригласила своего знакомого в дом, — любезно подсказал Купцов.
— Да, верно. Она пригласила этого Андрея в дом. Уж не знаю, чем они там занимались — стихи читали или трахались, однако вспыхнула промеж ними любовь невероятная. Встретились, понимаешь, два одиночества, развели у дороги бордель… В общем, покидая под утро мою сестру-дуреху, этот Андрей «в залог нашей высокой любви» попросил фамильную саблю. И она дала!
— А когда это было?
— Так вот в ту самую пятницу. Получается пятнадцатого числа.
— Понятно, неделю назад. И с тех пор Андрей не появлялся?
— Ясен пень! Наплел ей утром, что сгоняет в коротенькую командировку и в понедельник вечером будет у нее. Конечно, ни в понедельник, ни во вторник он не объявился. А эта дура теперь твердит, что с ним случилась беда. И ведь никак не разубедить, понимаете?
— Вы в полицию обращались?
— Ходили. Нанесли, так сказать, визит.
— И?
— Откровенно поржали и сказали, что даже заявление не примут.
— В общем-то, я в чем-то их понимаю, — признался Купцов.
— И все-таки… — Прагматичный Петрухин просто не мог не задать сугубо меркантильного вопроса: — Сколько она стоила, эта сабля? Вы несколько раз повторили «дорогая вещь», но так и не назвали конкретной цены.
— Сабля дорога сама по себе как произведение ювелирного и оружейного искусства, — тяжко вздохнул Петр Николаевич. — В оформлении эфеса нет драгоценных камней, да и золота совсем немного. Но это уникальная работа. Иран, вторая половина восемнадцатого века. Вы понимаете, господа?
— И все-таки? Плюс-минус?
— Тысяч шестьдесят. Минимум.
— Две тысячи баков? — В голосе Петрухина отчетливо слышалось разочарование.
— Шестьдесят тысяч долларов! — печально «разжевал» Московцев.
* * *
Минут через пять, когда виски был допит (причем в одну харю!), несолоно-хлебавшие решальщики и захмелевший эксперт по Скандинавии покинули уютный кабинетик «Альфонса» и вышли на Загородный проспект.
На невеликой парковочке перед рестораном, на самом почетном месте мирно паслись представительский «мерс» Голубкова и «вольва» с синими шведскими номерами. В роли пастуха выступал брюнетовский телохранитель Влад. Отрабатывая свой охранный хлеб, он старательно вертел головой по сторонам, изображая профессиональный контроль за «секторами потенциального обстрела». Почерпнувший сию манеру явно из второсортных голливудских боевиков, Влад смотрелся довольно комично.
Брюнет выбрался из салона «вольвы», где все это время, по-видимому, проводил сеанс психотерапии с Анной Николаевной, и направился навстречу мужчинам. Телохранитель Влад, продолжая «работать работу», тревожно подсобрался и пристроился следом.
— Так о чем в итоге договорились? — спросил Брюнет.
— Сейчас отвезу Аньку домой, — ответил Московцев. — Надеюсь, за пару часов она отойдет. А там — жду твоих орлов. На месте, так сказать, преступления. Ты как, не возражаешь?
— Да за-ради бога. Главное, чтобы они не возражали.
— Подъедем. Чего ж не подъехать? — подтвердил Петрухин, и после этих его слов Леонид задумался о чем-то своем.
— Тогда всё. Спасибо за понимание, Виктор.
— Брось, не за что. Как говорится: близкие люди — ближе не будет.
Брюнет и Московцев дежурно-формально обнялись.
* * *
— Интересная женщина, — изрек Купцов, провожая взглядом удаляющуюся «вольву».
— Уж слишком не от мира сего, — не согласился с ним Петрухин. — Витя, я так и не понял: в какой такой студии она служит?
— Анька — она по профессии дизайнер, занимается интерьерами. А студия у нее на Гороховой. Это ей Петька устроил. Правда, там не совсем студия, а скорее магазинчик. Одним оформлением интерьеров в наши дни прожить трудно: заказы то есть, то нет.
— А этот Петр Николаевич? Ты, вообще, давно его знаешь? Что за человек?
— Петя — дерьмо редкостное, хрен ему между… Но специалист хороший. Сможем мы ему как-то помочь?
— Если честно — едва ли. Где этого Андрюшу искать: на конкурсе чтецов-декламаторов? Или на сайте фанатов Бродского?
— Жаль, — равнодушно резюмировал Брюнет. — Но вы все-таки к ним наведайтесь, раз пообещали… Ладно, я уехал. Ежели чего — звоните.
Виктор Альбертович и Влад загрузились в машину, а решальщики побрели в сторону Владимирской площади, так как для их «фердинанда» козырного места на элитной парковочке сегодня не сыскалось.
— А мы с тобой куда сейчас? В контору? — спросил Борис.
— Вот уж хренушки! — сердито отозвался Дмитрий. — Из-за твоей псевдоинтеллигентской скромности я лишился возможности откушать на халяву в элитном заведении. Так что сейчас мы направляемся обедать. И платишь — ты!
— ЧЕГО?!
— Ути, никак за кошелек испужался? Не боись, матрос ребенка не обидит. Надеюсь, хотя бы на шаверму у тебя хватит? Знаю я тут один неплохой подвальчик.
— Это ты про свою «Сахару»?
— А чем плох вариант?..
* * *
Питерская шаверма, та самая, которая в Москве — «шаурма», в Твери — «шаварма», а в какой-нибудь Праге так и вовсе — «гирос», давно сделалась продуктом культовым, окончательно и бесповоротно вытеснившим с городских улиц знаменитые ленинградские пирожки. А ведь старшее поколение до сих пор с ностальгической теплотой вспоминает колоритнейших, крупногабаритных теток в ватничках, поверх которых надевались относительно белый фартук и относительно белые нарукавники. Ах, как сноровисто они выуживали из деревянной тележки-короба, натыкая алюминиевой вилкой дымящееся жареное чудо «с мясом по десять, с повидлом — по пять»! Кое чудо заворачивали в листок вощеной бумаги или просто в обрывочек чековой ленты для кассового аппарата. У-у-у! «Где вы теперь, кто после вас целует пальцы?..»
Теперь на смену теткам пришли «шаверматоры-бастурматоры». [25] Те, что со скорострельностью автомата выдают на-гора обильно политую майонезным соусом кучку сомнительного происхождения мяса на пластиковой тарелке, обрамив оную плавающим в жиру фритюрницы картофелем-фри и стружками капустного салата. В подавляющем большинстве авторы этого универсального кулинарного рецепта принадлежат к той многочисленной плеяде гостей города, о которых принято говорить: «Загостились». А временщики, как известно, они и в Африке временщики. Живя в полнейшем неведении относительно того, что «день грядущий нам готовит», они и коронное блюдо свое готовят сообразно этому тезису. Будучи нечистоплотны не только на руку, но и на руки (здесь — от слова «антисанитария»). Неудивительно, что принимать пищу из таких рук брезговал даже сверхнеприхотливый и всеядный Петрухин. Чей желудок обладал феноменальной способностью без видимых последствий переваривать то, что желудком среднестатистическим категорически отвергалось еще, так сказать, на входе.