Директор кладбища — отставной ротмистр рейхсвера, подтянутый, несмотря на годы, — с усами колечками по моде начала века — принял соискателя незавидной должности весьма любезно. Первым делом он показал ему фотолабораторию. Она находилась здесь же, на первом этаже двухэтажной кирхоподобной конторы. Глухой темный чуланчик два на два метра сообщался с комнаткой фотографа на два метра длиннее лаборатории со стрельчатым оконцем в торце и отдельным входом во двор. В каморке стояла железная кушетка, по всей вероятности, из кладбищенского морга. Впритык к ней стоял стол, а впритык к столу шкафчик-картоньер, изрядно источенный шешелем. Над ним висел фотопортрет кайзера Вильгельма в шлеме.
— Это мой друг снимал! — с гордостью пояснил директор. — Он был очень хорошим фотографом, но пил… Мы с ним в одном полку служили… Теперь вот, где работал, там и упокоился.
— Он здесь и жил?
— Да. У него никого не было… Итак, жалованье здесь небольшое. Но я готов оформить вас еще и как ночного сторожа, если вы будете здесь жить. К тому же вы можете подрабатывать и в роддоме, как это делал мой друг.
Лунь поблагодарил директора и согласился на все его предложения. Это было идеальное место, чтобы надежно залечь на дно. К тому же бесплатное жилье да еще с отдельным входом.
Первым делом он купил подушку, одеяло и постельное белье. Тюфяк был оставлен ему в наследство предшественником. Обедать ходил в «Сфинкс» — небольшой гаштет рядом с кладбищем. Нехитрый завтрак и еще более простой ужин готовил сам: бутерброд с сыром, кофе из термоса. В лаборатории стояла электроплитка для подогрева растворов; на ней Лунь иногда отваривал картошку или жарил омлеты. Надо было отчаянно экономить, чтобы продержаться на более чем скромном жалованье кладбищенского фотографа. С сентября резко вздорожали бензин, фотопленка, а также все фотохимикаты.
Работы было немного, хотя с началом войны люди стали умирать чаще. Два-три раза в день распахивались кладбищенские ворота, принимая очередной катафалк, запряженный парой вороных тракенов. Однако к услугам фотографа прибегали не все. Одни приходили со своими фотоаппаратами, другие экономили марки, третьи просто не хотели увековечивать печальное событие. Но все же съемка была, а вместе с ней и небольшой приработок, которого вполне хватало на дешевые обеды в «Сфинксе»: неизменный гороховый суп, шницель по-венски и кружка пива.
На счету в Дойчебанке лежала некая сумма, но это был стратегический резерв. Лунь опасался, что с ходом войны банковские счеты заморозят, но все же деньги не снимал, так как обращение в банк могло нарушить его конспирацию. Кто знает, какие поручения относительно личности вкладчика могли получить банковские клерки?
* * *
В самый адвент на кладбище привезли хоронить пожилую женщину, хозяйку большого хлебного магазина. Пригласили фотографа. Лунь снимал погребальную церемонию, пока из стайки родственников его не окликнула некая дама в черном пальто. Вейга! Это ее тетушку предавали сейчас земле. Лунь сдержанно кивнул и продолжил работу. Когда же все было закончено, подошел к Вейге с полупоклоном:
— Примите мои соболезнования…
— Благодарю! Вот уж никак не ожидала увидеть вас в Мемеле, да еще здесь! — взволнованно воскликнула Вейга, ловя любопытствующие взгляды родственников.
— Честно говоря, и я вас тоже.
Они ушли в тень большого католического склепа.
— Почему вы мне ни разу не позвонили? — спрашивала его Вейга. — Вы на меня за что-то обиделись?
— Ну, как вы могли такое подумать?!
— Тут можно все что угодно подумать…
— Понимаю… Но вы позволите мне объяснить мою ситуацию? Давайте посидим завтра в нашем кафе?
— Хорошо. Жду вас после работы. В семь вечера — «У Регины».
К этому свиданию Лунь готовился очень старательно: отутюжил лучший свой костюм, купил новый галстук и успел заглянуть к парикмахеру, который подровнял ему усы и бородку.
Вейга пришла точно в семь. Лунь встал из-за столика, занятого загодя, и помог ей сбросить заснеженную шубейку с песцовым воротником.
— Что-нибудь к кофе? — предложил Лунь.
Вейга отрицательно покачала головой. Она грела замерзшие щеки.
— Ну вы же после работы? — настаивал Лунь. — И к тому же промерзли. По наперсточку коньячка?
— Если только коньячка. За нашу неожиданную встречу. Вас так трудно было узнать — вы зачем-то обзавелись бородкой.
— Если не идет — сбрею!
— Не надо. Пожалуй, с ней вы солиднее. Только зачем она вам?
«Чтобы затруднить поиск ищейкам из гестапо и бывшим коллегам из Разведупра», — усмехнулся про себя Лунь. Вот ответь ей так, совершенно честно — никогда не поверит. Но у него был приготовлен другой ответ:
— Это знак начала новой жизни. Я начал новую жизнь с абсолютного нуля.
— Что случилось? Почему? — воскликнула Вейга с непритворной тревогой.
Лунь выдержал паузу, в течение которой попытался прикурить в духе киногероя, но не нашел в портсигаре ни одной сигареты. Впрочем, волнение, которое должен был передать этот жест, вышло весьма натуральным. Ведь все, что он пока говорил, было чистой правдой. А дальше пошла тщательно продуманная легенда:
— Я давно собирался развестись с женой и наконец это сделал. Магазин принадлежал ей, и она по-прежнему им владеет. Мне же пришлось продать машину, чтобы набрать некую сумму для нового жизненного старта. К сожалению, две профессии, которыми я владею, оказались почти невостребованными в сегодняшней Германии. Вот я и нашел на первых порах работу кладбищенского фотографа. Нашел по объявлению в газете…
— Если бы вы позвонили мне, я помогла бы найти вам более интересную и, может быть, более доходную работу…
— Милая Вейга, спасибо! Но разве у вас мало других забот, чтобы взваливать на плечи и мои проблемы? Я мужчина, и я сам всего добьюсь.
— Пусть будет так… Но мы могли бы просто общаться безо всяких деловых отношений. У нас было такое необычное знакомство. Оно так замечательно продолжилось в Кёнигсберге… И вдруг вы пропали. Я не знала, что и подумать. Винила во всем себя — что-то не то сказала, что-то не то сделала…
— Право, вам не стоит терзаться по этому поводу! Ваше поведение безупречно! И у нас действительно было замечательное знакомство. Я много о вас думал…
— И что же вам мешало набрать телефонный номер?
— Вы позволите мне сказать правду? И при этом не обидеться?
— Ну, конечно!
— Видите ли, даже самое простое общение с красивой женщиной требует некоторых средств — цветы, кафе, такси, рестораны…
— Боже, какая чушь! — рассердилась Вейга. — Мне совершенно не требуются никакие такси и рестораны! Мне просто интересно с вами разговаривать. Даже безо всякого кофе! Как замечательно мы гуляли тогда по штранду…
— И все-таки не обошлось без кофе «У Регины»! — улыбнулся Лунь. — Но дело, конечно же, не в кофе. Постарайтесь понять мужскую психологию: финансовая несостоятельность для нас сродни физической импотенции. Для мужчины унизительно ощущать пустоту своего кошелька. Я бы, несомненно, вам позвонил… Позвонил бы сразу, как только почувствовал себя на высоте некоторого положения.