— Нет, — мотнул головой Том. — Дай мне сказать! Эсперы… Трибунал… они дадут им работу… Мы тут… с ними боремся… а они…
— Тише, не надо, — уговаривал его Род. — Помолчи, я понимаю, что ты хочешь сказать.
Том запрокинул голову, посмотрел на него:
— Ты…
Род кивнул:
— Да. Ты только что сказал мне именно то, чего мне недоставало для полной ясности. А теперь ляг.
Том повис на его руках.
— Скажи мне… Я должен убедиться… что ты все понял правильно…
— Да, я все понял, — пробормотал Род. — ДДТ победит в будущем. И предотвратить его победу вы можете только здесь. А вы еще и друг с другом бьетесь.
— Верно, — вяло кивнул Большой Том. — Ты… должен решить… сейчас… и… господин…
Он что-то прошептал еле слышно, судорожно вдохнул, взволнованно, широко открыл глаза…
Род склонился к нему, прижался ухом к его губам.
— Не погибай… за мечту…
Род нахмурился.
— Не понимаю! — Он подождал немного и спросил: — Ты о чем, Большой Том?
Ответа не было.
Род медленно отстранился, взглянул в остекленевшие глаза.
Осторожно прикоснулся к сонной артерии, задержал руку… отнял и бережно опустил веки умершего.
Медленно встал и отвернулся. Сначала он ничего не видел перед собой.
Затем мало-помалу в глазах у него прояснилось. Он взглянул на растерянных оборванцев, не спускавших глаз с тела Большого Тома.
В их круг робко протиснулась стройная фигурка.
— Г-господин Гэллоугласс?
Роб обернулся и отступил. Оборванцы нерешительно шагнули к телу Тома.
Род, понурив голову, отошел подальше, поднял глаза:
— Чего тебе, Тоби?
— Милорд… — Тоби искоса устремил полный тоски взгляд на кучку нищих. — Милорд, они… Они просят пощады, милорд. Ответим ли мы на их мольбу?
— Пощады? Ах да… Они решили сдаться. — Род кивнул и закрыл глаза.
Потом обернулся, взглянул на коленопреклоненных нищих:
— Честно говоря, не знаю. А Бром что говорит?
— Милорд О’Берин говорит, что надо их пощадить, а королева говорит — не надо. Лорды Логиры согласны с Бромом.
— А королева все равно не согласна, — кивнул Род, горестно поджав губы. — И они хотят, чтобы я решил их спор, так?
— Так, милорд.
Оборванцы немного расступились, и Род мельком увидел застывшее, словно бы восковое лицо Тома.
Он обернулся к Тоби:
— Так вот… Я говорю: да! Их надо пощадить.
Солнце опустилось за холмы. Небо нежно розовело на западе, а на востоке потемнело.
Двенадцать Великих лордов стояли, закованные в кандалы, перед Катариной.
Рядом с ней сидели Туан и Логир, Бром и сэр Марис.
Род стоял чуть поодаль, прислонившись спиной к боку Векса, опустив голову и сложив руки на груди.
Старый герцог Логир сидел понурясь. Глаза его были полны печали, ибо на шаг впереди остальных пленных стоял его сын Ансельм — прямо перед королевой.
Катарина держалась гордо, глаза ее победно сверкали, на щеках играл румянец. Она явно упивалась своей властью.
Род взглянул на нее, и его замутило от отвращения: вместе с победой к королеве вернулись упрямство и высокомерие.
По знаку Брома О’Берина двое герольдов затрубили в фанфары, а когда фанфары отзвучали, вперед вышел третий герольд и развернул свиток пергамента.
— Сим оповещаем всех, кто имеет уши и слышит, что в этот день неверный вассал, Ансельм, сын Логира, учинил подлый мятеж против Катарины, королевы Грамерая, и потому подлежит королевскому суду и казни за государственную измену! — Герольд свернул свиток и возгласил: — Кто выступит в защиту Ансельма, предводителя мятежников?
Все молчали.
Потом поднялся старик Логир.
Он низко поклонился Катарине. Она встретила его поклон гневным взглядом.
— Сказать в защиту мятежника нечего, — прозвучал зычный голос Логира. — Но многое можно сказать в защиту человека, который в силу горячности и легкомыслия своего восстал против того, что счел оскорблением для отца своего и всего рода своего. О да, его деяния были поспешны и даже опасны, но он был ведом чувством оскорбленной чести и сыновнего долга. Более того: теперь, видя, к чему привели его горячность и злоба, он, нося высокий отцовский титул герцога, способен осознать потребность в истинной верности и долге перед королевой.
Катарина улыбнулась и медоточиво проговорила:
— Следовательно, милорд, вы просите меня пощадить этого человека, на совести которого гибель многих тысяч ни в чем не повинных подданных моих, и желаете, чтобы я вновь препоручила его вашей опеке и покровительству, — вы, милорд, который, как мы теперь знаем, однажды уже нарушил свой долг перед королевой?
Логир вздрогнул.
— О нет, любезный милорд! — воскликнула Катарина. Она побледнела, губы ее вытянулись в ниточку. — Вы уже единожды возглавили мятежников, а теперь пытаетесь проделать это вновь!
Лицо Логира окаменело.
Туан привстал со стула. Он побагровел от негодования.
Катарина обернулась к нему и одарила его надменным взором:
— Повелитель оборванцев желает что-то сказать?
Туан, сдерживаясь изо всех сил, скрипнул зубами, он встал и низко поклонился Катарине:
— Моя королева, сегодня за вас самоотверженно сражались отец и сын Логиры. Так неужели вы не даруете жизнь сыну моего отца и моему брату?
Катарина побледнела еще сильнее, прищурилась.
— Благодарю вас, брат мой и отец мой, — тихо проговорил Ансельм.
— Молчи! — взвизгнула Катарина, обернувшись к нему. — Молчи, злобный изменник, трижды ненавистный пес!
Глаза Туана и его отца гневно сверкнули, но оба они промолчали.
Катарина, тяжело дыша, откинулась на спинку походного трона, сжала кулаки, чтобы никто не видел, как дрожат ее пальцы.
— Говорить будешь, когда я повелю тебе говорить, изменник! А покуда я повелеваю тебе молчать!
— Я не стану молчать! Вы не можете унизить меня сильнее, чем я уже унижен! Вы, злобная королева, обрекли меня на смерть и не помилуете меня! Что ж, убейте меня. Наказание за измену — смерть; и я знал о том задолго до того, как взбунтовался против вас. Так казните меня и покончим с этим!
Катарина опустила плечи и процедила сквозь зубы:
— Он сам вынес себе приговор. По закону нашей страны мятежник и изменник должен умереть.
— Законы диктует королева, — негромко проговорил Бром. — Если королева помилует изменника, он останется в живых.