Взяли ли Кевина в театр «Гатри»? Если да, он будет откалывать здесь те же номера, что и в нью-йоркской квартире: станет являться в гости, когда будет без гроша или в сентиментальном настроении. Эрих ни за что этого не потерпит, да и для детей в этом нет ничего хорошего.
Почему Эрих не позвонил?
Домой он должен вернуться двадцать восьмого. Джо встретит Эриха в аэропорту. Нужно ли ей поехать в Миннеаполис вместе с Джо? Нет, она станет ждать на ферме и приготовит вкусный ужин. Дженни скучала по мужу. Она не осознавала, насколько сильно за последние недели они с девочками привыкли к новой жизни.
Если бы не это ужасное чувство вины из-за встречи с Кевином, то Дженни не стала бы волноваться, что Эрих не позвонил. Кевин точно собака на сене. А что, если он вернется, когда истратит триста долларов? Будет гораздо хуже, если Эрих узнает, что Дженни встречалась с бывшим мужем, а ему ничего не сказала.
Когда Эрих открыл дверь, Дженни бросилась в его объятия. Он прижал ее к себе. За несколько шагов от машины до крыльца вечерний холод забрался к нему под пальто, и губы у Эриха были прохладными. Но когда он поцеловал ее, они быстро потеплели. Слегка всхлипнув, Дженни подумала: «Все будет в порядке».
— Мне так тебя не хватало. — Они произнесли это хором.
Обняв девочек, Эрих спросил их, хорошо ли они себя вели, и после бойкого ответа вручил им яркие свертки, благосклонно улыбаясь радостным крикам по поводу новых кукол.
— Большое-большое спасибо, — торжественно произнесла Бет.
— Спасибо, папочка, — поправил ее Эрих.
— Я так и говорю, — озадаченно отозвалась Бет.
— Что ты привез мамочке? — спросила Тина.
Эрих улыбнулся Дженни:
— Мама хорошо себя вела?
Малышки кивнули.
— Ты уверена, мамочка?
Почему, когда тебе есть что скрывать, обычное поддразнивание кажется двусмысленным? Дженни вспомнила, как Нана качала головой из-за одной своей знакомой: «Она совсем никудышная, соврет даже тогда, когда ей же на пользу сказать правду».
Поступила ли Дженни так же?
— Я хорошо себя вела. — Она постаралась, чтобы эти слова прозвучали весело и непринужденно.
— Дженни, ты покраснела, — Эрих покачал головой.
Она натянуто улыбнулась:
— Где мой подарок?
Эрих порылся в чемодане.
— Раз ты любишь статуэтки «Ройял Доултон», в Атланте я решил найти тебе еще одну. Она прямо бросилась мне в глаза. Называется «Чашка чая».
Дженни открыла коробку. Это была фигурка старушки в кресле-качалке, в руке она держала чашку чая, и лицо у нее было счастливым.
— Она даже выглядит как Нана, — вздохнула Дженни.
Когда Эрих смотрел, как Дженни разглядывает статуэтку, в глазах его была нежность. А в ее глазах блестели слезы, когда она улыбнулась ему. «И Кевин все это испортит», — подумала она.
Дженни развела огонь в печке, поставила на стол графин вина и сыр. Переплетя свои пальцы с пальцами Эриха, она подвела его к дивану. С улыбкой налила вина в бокал и передала ему:
— Добро пожаловать домой.
Она села рядом с мужем, повернувшись так, чтобы ее колено прикасалось к его ноге. В этот вечер на ней была зеленая шелковая блузка с кружевным гофрированным воротником от «Сен-Лорана» и твидовые слаксы в коричнево-зеленых тонах. Дженни знала, что это один из любимых нарядов Эриха. Волосы у нее отросли и свободно спадали на плечи. Если на улице было не слишком холодно, ей нравилось ходить с непокрытой головой, и зимнее солнце высветлило золотистые пряди в ее темных волосах.
С непроницаемым лицом Эрих разглядывал жену.
— Ты прекрасна, Дженни. Принарядилась сегодня?
— Не каждый вечер мой муж возвращается домой после четырех дней отсутствия.
— Если бы я не вернулся домой сегодня вечером, твои прихорашивания были бы напрасными, надеюсь.
— Если бы ты не вернулся сегодня, то я надела бы это для тебя завтра. — Дженни решила сменить тему: — Как все прошло в Атланте?
— Кошмарно. Большую часть времени галерейщики пытались уломать меня продать «Воспоминание о Каролине». Они получили несколько крупных предложений на картину и почуяли прибыль.
— В Нью-Йорке ты столкнулся с тем же. Может, тебе прекратить выставлять эту картину?
— А может, я решил выставлять ее потому, что это по-прежнему моя лучшая работа, — тихо сказал Эрих. Послышалась ли в его голосе критика ее предложения?
— Пойду-ка я накрывать ужин. — Поднявшись, Дженни наклонилась и поцеловала мужа. — Я люблю тебя, — прошептала она.
Пока Дженни ворошила салат и размешивала голландский соус, Эрих подозвал к себе Бет и Тину. Через несколько минут обе девочки сидели у него на коленях, и Эрих оживленно рассказывал им о гостинице «Персиковое дерево» в Атланте, где стеклянные лифты поднимаются снаружи здания, прямо как ковер-самолет. Однажды он возьмет их туда с собой.
— И мамочку тоже? — спросила Тина.
Дженни с улыбкой обернулась, но улыбка погасла, когда Эрих ответил:
— Если мамочка захочет поехать с нами.
Дженни приготовила жаркое на ребрышках. Эрих ел с аппетитом, но его пальцы постоянно барабанили по столу, и, что бы Дженни ни говорила, он отвечал односложно. Наконец она сдалась и стала говорить только с детьми:
— Вы рассказали папочке, что сидели на пони?
Бет опустила вилку и посмотрела на Эриха:
— Было весело. Я сказала «н-но», но Мышка не поехала.
— Я тоже сказала «н-но», — поддакнула Тина.
— Где были пони? — спросил Эрих.
— Прямо в стойлах, — торопливо ответила Дженни. — И Джо посадил девочек всего на минутку.
— Джо слишком много на себя берет, — перебил Эрих. — Когда девочек посадят на пони, я хочу быть рядом. Хочу быть уверен, что он внимательно следит за ними. Откуда мне знать, что он не такой же безалаберный, каким был его дурень-дядя?
— Эрих, это было давным-давно.
— Когда я сталкиваюсь с этим алкашом, мне не кажется, что это было давно. А Джо сказал, что он снова вернулся в город.
По этой причине Эрих так расстроен?
— Бет, Тина, если вы доели, можете пойти и поиграть с новыми куклами.
Когда дочери убежали, Дженни спросила:
— Эрих, проблема в дяде Джо или в чем-то другом?
Он потянулся через стол и привычным жестом переплел свои пальцы с ее пальцами.
— Дело вот в чем. Мне кажется, что Джо снова катался на машине. На спидометре набежало по меньшей мере лишних сорок миль. Конечно, он отрицает, что ездил на ней, но осенью он один раз брал машину без разрешения. Он же никуда тебя не возил, правда?