– Алена, ты, кажется, купаться собиралась?
– Да, мама, уже иду, – откликнулась девочка и пошла в ванную.
Когда она скрылась там, я спросила:
– Вы знакомы с Игорем Евгеньевичем Рубашкиным?
Клименко несколько недоуменно застыла, потом нервно дернулась и, пожав плечами, ответила:
– Да.
– Вы поймите меня правильно, меня не интересуют подробности ваших отношений, мне просто нужно знать, когда вы его видели в последний раз?
– А что такое, что-то случилось? – подалась вперед Светлана Дмитриевна.
– Нет, ничего особенного. Так все же, когда?
– Ну... – Клименко потерла рукой лоб, потом сказала: – Ну, где-то на днях...
– А не могли бы вы вспомнить точную дату и желательно точное время?
Клименко совсем уже растерялась:
– Ой, вы меня поставили в трудное положение... Я затрудняюсь вам ответить, потому что боюсь ввести в заблуждение, – принялась объяснять она.
– Вы не торопитесь, – успокоила я ее. – Вспомните хорошенько.
Она задумалась.
– По-моему, это было шестого марта. Вернее седьмого.
– А поточнее? – настойчиво сказала я.
Клименко отвела глаза в сторону:
– Он провел у меня ночь. С шестого на седьмое. Приехал, правда, поздно... А что все-таки случилось, его что, в чем-то обвиняют?
Вместо ответа я спросила:
– А вы знаете Милентьева Виталия Алексеевича?
– Нет. – Клименко недоуменно посмотрела на меня. – Никогда даже не слышала о таком человеке.
– Понятно, спасибо, – улыбнулась я. – И вот еще что. Игорь Евгеньевич вам не звонил после той ночи?
– Нет, – покачала она головой.
– Ну что ж, спасибо вам и до свидания.
Вернувшись в управление, я сообщила Кире о разговоре с Клименко.
– А ты уверена, что она его не выгораживает? – нахмурился тот.
– Да, уверена, – кивнула я. – Во всяком случае, она была очень убедительна.
– Что ж, значит, придется Рубашкина отпускать, – вздохнул Кирьянов.
– А ты, я смотрю, с удовольствием повесил бы на этого Рубашкина всех «глухарей», – улыбнулась я. – Что это с тобой?
– Не нравится он мне, – отрезал Киря.
– Ну, мало ли кто нам не нравится, – теперь вздохнула я. – Меня сейчас волнует, что он не нравится кому-то еще. Причем настолько, что тот человек его подставил. А вот кто этот человек, никак не могу понять. А ведь вполне возможно, что он и есть убийца. Мне нужно подумать.
– Думай, – милостиво разрешил Кирьянов.
– Только думается мне лучше в одиночестве, – сказала я и покинула кабинет Кири.
Думать мне пришлось в своей машине. Я старалась рассуждать спокойно и неспешно. Прежде всего человек, приславший анонимку, был знаком как с Рубашкиным, так и с Милентьевыми. И адрес Милентьевых ему известен. А вот мой адрес он не знает, иначе чем объяснить, что он прислал адресованное мне письмо Милентьевым? Тем не менее этот человек в курсе моего расследования. Он грамотен, поскольку в тексте нет ошибок. Но при этом текст был написан от руки, причем очень ровными, четкими и красивыми буквами... Как на плакате.
На ум при анализе всех этих деталей приходил только один человек. И я набрала домашний номер Валентины Милентьевой.
– Валентина Михайловна, вы не подскажете мне, где сейчас можно найти вашего бывшего мужа? Я помню, что вы давали мне его адрес, но он действительно живет там?
– Ой... – Валентина Михайловна от неожиданности растерялась. – Я не знаю точно, живет ли он сейчас там. А... собственно, что его искать-то? Вон он, у нас сидит. Опять пришел сегодня. – Последнюю фразу она буквально пролепетала виноватым голосом.
Зато я чуть не подпрыгнула от радости:
– Я вас очень прошу – не говорите ему, что я звонила, и постарайтесь задержать его у себя до моего приезда, хорошо? Я буду очень скоро.
Валентина Михайловна, конечно же, не поняла, чем это вызвано, но пообещала сделать так, как я прошу. Я завела мотор и отправилась к Милентьевым.
Анатолий Михайлович восседал в гостиной за столом. Перед ним стояла початая бутылка коньяка, а также тарелочки с закусками.
«Неплохо устроился!» – мысленно усмехнулась я.
– Здравствуйте, Анатолий Михайлович, – с улыбкой поприветствовала я его. – Обедаете?
– Вот, Виталия поминаю, – со вздохом повел рукой Закруткин. – Пусть земля ему будет пухом. Поддержите меня?
– Нет, спасибо, – отказалась я.
– Ну что вы! Человека помянуть – святое дело. – И Закруткин поднял вверх указательный палец, после чего повернулся к бывшей жене, стоявшей у двери: – Валюша, может быть, ты составишь мне компанию? Все-таки не чужой тебе человек умер...
Валентина Михайловна смотрела на Закруткина с плохо скрываемой неприязнью.
– Вообще-то поминки уже прошли, я свой долг перед Виталием выполнила, – проговорила она. – И тебе бы надо заканчивать, сколько можно поминать? Ты скоро на ногах стоять не будешь!
– Ну о чем ты говоришь, Валюша, я же символически! Исключительно из уважения к памяти покойного, – снова вздохнул Закруткин.
– Анатолий Михайлович, можно вас на минутку? – спросила я и, повернувшись к Валентине Михайловне, добавила: – Мне нужно поговорить с господином Закруткиным наедине.
Милентьева растерянно пожала плечами и вышла из комнаты. Закруткин с интересом смотрел на меня, не понимая, чем вызвана такая конфиденциальность.
– Анатолий Михайлович, – начала я с места в карьер, – я специально разговариваю с вами без свидетелей, чтобы спасти хоть какие-то остатки вашей репутации.
Закруткин нахмурился и вопросительно посмотрел на меня. Я без слов положила перед ним письмо от анонима с обвинениями в адрес Рубашкина.
– Отпираться просто глупо. Не надо упорствовать и вынуждать следственные органы проводить почерковедческую экспертизу – в этом случае вам будет предъявлено обвинение в клевете. А Игорь Рубашкин – человек влиятельный, так что в любом случае его позиция куда более выигрышна по сравнению с вашей. К тому же в этом случае все открывшееся станет достоянием гласности, следовательно, вы будете лишены возможности пользоваться благосклонностью вашей бывшей жены. Скорее всего, вход в этот дом для вас будет закрыт.
Я невольно разговаривала с Закруткиным его витиеватым стилем. Анатолий Михайлович внимательно слушал меня, чуть склонив голову.
– Все было бы так, – покачал он головой, – если бы не одно «но»!
И он выставил вперед указательный палец.