– Научи меня ирландскому, – попросила Оливия. – Кажется, это действует.
– Виски действует гораздо лучше, – ответил Конор с ухмылкой. – У меня еще осталось немного, но я подумал, что ты не разрешишь дать малышке.
Оливия поморщилась.
– Ты правильно подумал. Никакого виски в нашем доме. – Она вдруг улыбнулась и добавила: – О Господи, я ведь решила, что не буду так себя вести. Мистер Браниган, боюсь, что у вас ужасно ворчливая жена.
«Моя жена, – подумал он. – Моя жена…» Конор провел ладонью по ее щеке, а потом запустил пальцы в ее волосы, а другой рукой обнял и привлек к себе. Он не мог этому противиться, не хотел противиться. Она вышла за него замуж, и он должен был защищать ее, сделать ее счастливой. Его жена…
– Оливия… – Ему хотелось сказать ей очень многое, но он не находил слов.
Чуть отстранившись, он отвел руку за спину, нащупывая дверную ручку. Распахнув дверь, увлек Оливию в спальню. Как только они вошли, Конор закрыл дверь и тут же прижался к губам жены. Он целовал ее долго и страстно, все крепче прижимая к себе.
Когда же пальцы его нащупали верхнюю пуговицу ее ночной рубашки, Оливия обвила руками его шею и прошептала ему в ухо:
– О, Конор… Да, да…
Ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы не разорвать на ней рубашку. Руки его дрожали, когда он расстегивал перламутровые пуговки. Наконец, когда они были расстегнуты, он снял с жены рубашку и снова прижал к себе. В комнате было темно, а ему хотелось, чтобы горел свет, хотелось видеть Оливию. Но он не мог больше сдерживаться. Подхватив жену на руки, он понес ее к широкой двуспальной кровати. Уложив Оливию на мягкий матрас, стал поспешно расстегивать рубаху и брюки, потом стащил сапоги. Освободившись, наконец, от одежды, Конор забрался на кровать и пробормотал:
– Черт побери, для женщины, которая боится высоты, кровать у тебя чертовски высокая, миссис Браниган.
Он обнял ее и поцеловал, прежде чем она успела подумать о том, что нужно сделать мужу замечание по поводу брани.
В следующее мгновение Конор улегся на нее, и она тут же обняла его за шею. Затем ноги ее раздвинулись, и он тотчас вошел в нее. Тогда, в Монро, он причинил ей боль, поэтому сейчас старался по возможности сдерживаться. Но когда Оливия прошептала его имя, он совершенно утратил над собой контроль и забыл о своем намерении проявлять сдержанность.
Жаждая полного обладания, он проник в нее еще глубже и двигался с каждой секундой все быстрее и быстрее. Оливия же трепетала под ним и стонала, стараясь уловить ритм движений. Ей казалось, что она горит, пылает, объятая пламенем. В какой-то момент она вдруг содрогнулась, громко вскрикнула, и по телу ее словно пробежали судороги. И почти в тот же миг раздался крик Конора. Опустившись на нее, он уткнулся лицом в ее шею и крепко обнял обеими руками.
Они долго лежали не двигаясь, тяжело дыша. Наконец, Конор шевельнулся и пробормотал:
– Я боялся, что могу задушить тебя.
Он приподнялся и отодвинулся к краю кровати. Но Оливия тут же обхватила его шею и крепко прижала к себе. Поцеловав, прошептала:
– Не уходи. Останься со мной.
Конор мог бы без труда высвободиться из объятий жены, но ее голос и поцелуй удержали его. Он снова улегся с ней рядом и, нежно поцеловав, проговорил:
– Постарайся заснуть. Я не уйду, a mhurnin. Засыпай.
Они привязали его ремнями. Он чувствует на теле кожаные путы, вырывается изо всех сил, и путы рвутся. Освободившись, он поворачивается на бок, ругается, перекатывается к краю стола… Им владеет одна только мысль: бежать. Но вдруг все меняется. Он оказывается в темной комнате, и нет никаких стражников, а то, что он принимал за стол, превращается в мягкую пуховую перину.
Конор приподнялся, не понимая, где находится. В окно проникал лунный свет, единственный звук, который он слышал, – его собственное хриплое дыхание.
Повернув голову, он увидел ее – и тотчас же вспомнил, где находится.
Она сидела на краю постели, прижав колени к груди. Сидела молча, глядя на него со страхом. Возможно, даже с ужасом.
– О Господи… – простонал Конор, закрыв лицо ладонями. – Оливия, мне померещилось… Вернее, мне приснилось, что они опять привязали меня ремнями. И я подумал. – Он тяжело вздохнул.
– Это была я, – прошептала она. – Мои руки лежали на тебе.
Конор покачал головой.
– Я не хотел, чтобы ты видела меня таким. Очень не хотел.
Она придвинулась к нему и коснулась его плеча.
– Конор, я уже все это видела. Ведь я ухаживала за тобой четыре ночи.
– Но тогда я тебя не знал. Тогда я даже не знал, что ты была рядом.
Он чувствовал, как все рушится, все иллюзии, все желания, все картины будущего вместе с ней – будущего мирного и безопасного. Увы, нет ничего безопасного. Ничего.
– Я… – Он сделал глубокий вдох и посмотрел на дверь. – Я тебя обидел?
Она покачала головой:
– Конечно, нет.
– «Конечно» тут не подходит, моя милая. – Он снова вздохнул. – Я вполне мог бы это сделать.
– Но ты этого не сделал, – Она положила ладони ему на плечи и поцеловала. – Я люблю тебя, Конор.
Сердце его болезненно сжалось. Вскочив с постели, он схватил свою одежду.
– Нет, ты меня не любишь.
– Люблю, Конор.
Он начал одеваться. Взглянув на нее, пробормотал:
– Ты не можешь меня любить.
– Дорогой, я не собираюсь спорить с тобой. Я говорю, что люблю тебя, а если ты мне не веришь, то с этим я ничего поделать не могу.
Конор повернулся к жене спиной и застегнул брюки.
– Ты меня не любишь, – повторил он, не оборачиваясь – Ты не можешь меня любить. Ты меня даже не знаешь.
– Я знаю тебя лучше, чем тебе кажется.
Резко развернувшись, он пристально посмотрел на нее.
– Неужели? Что же ты обо мне знаешь? Ты знаешь, что я воровал, жульничал, лгал? Что ты на это скажешь?
Но она смотрела на него все с той же нежностью. С нежностью и с бесконечным терпением.
Не в силах вынести ее взгляд, он закрыл глаза. Он не мог поверить, что она действительно его любит. Такое просто не укладывалось в голове.
Повернувшись к окну, залитому лунным светом, Конор пробормотал:
– Ты ведь понятия не имеешь, кто я такой на самом деле.
– Так почему ты мне не расскажешь?
Собравшись с духом, он посмотрел ей в лицо, посмотрел в лицо правде.
– Ладно, хорошо. Я admhaim. [24]
– Что ты сказал? – Она посмотрела на него вопросительно.