Хирам тоже встал. Но уходить он не собирался.
– Вы, очевидно, не знаете, кто я. Мне принадлежат три железные дороги, пароходная кампания, четыре угольные шахты в Пенсильвании, две полотняные фабрики и полдюжины других предприятий. У меня особняк в Нью-Йорке, еще один особняк в Ньюпорте и яхта на Кейп-Код. [21]
Он бросил презрительный взгляд на Конора и, повысив голос, спросил: – А ты кто такой, мальчик? Невежественный Мик [22] с картофельной лодки, как и все прочие Мики, работающие на меня. Они загружают мои корабли и добывают мой уголь, чистят до блеска мои ботинки и подают мне кофе по утрам.
Конор терпеливо дождался конца тирады, потом, скрестив руки на груди, пристально посмотрел в глаза собеседника.
– Даю вам ровно десять секунд, мистер, чтобы вы сели в свой шикарный экипаж и уехали. Потому что я начинаю терять терпение, а вы знаете, что у невежественных Миков нрав свирепый.
Хирам развернулся и направился к своему экипажу. У дверцы остановился и, обернувшись, произнес:
– Вы об этом пожалеете.
– Очень сомневаюсь, – с усмешкой ответил Конор.
Когда экипаж Хирама Джеймисона отъехал от дома, он в задумчивости пробормотал:
– Похоже, я опять бросил вызов тем, с кем не в состоянии справиться.
Кейти налила Оливии чаю.
– Ну и как твое замужество? – спросила она, усаживаясь за кухонный стол напротив подруга.
Оливия уставилась в свою чашку. Она не знала, что ответить.
– Почему ты молчишь? У вас все хорошо?
Оливия закусила губу и покачала головой:
– Нет, не все. Но и не так уж плохо. Он очень добр к девочкам, а они его просто обожают. Только мне бы хотелось…
– Чего?
– Мне бы хотелось, чтобы он не был таким замкнутым. – И она поведала подруге всю историю – рассказала, как нашла его, что она о нем знает и что произошло в Монро. Рассказала абсолютно все. – А теперь он уже замкнутый, – закончила Оливия, глядя в свою чашку. – Он не хочет спать со мной, Кейти. Не хочет даже подходить ко мне слишком близко.
Кейти рассмеялась.
Оливия взглянула на подругу с удивлением.
– Почему ты смеешься?
– Потому что почти все замужние женщины жалуются совсем на другое.
Оливия молчала, и Кейти снова заговорила:
– Дорогая, жизнь с мужем никогда не бывает простой. Ни у кого. У каждой пары свои проблемы, и требуется время, чтобы в них разобраться. Мы с Ореном жили как кошка с собакой, когда только поженились. Да и сейчас иногда ссоримся.
– Но мы-то с Конором не ссоримся, – возразила Оливия. – Мы слишком мало разговариваем, чтобы ругаться. Он не хочет жить со мной. И он не делал из этого тайны.
– Нравится ему это или нет, но теперь он женатый человек.
– Только потому, что у него не было выбора.
– Видишь ли, Оливия… – Кейти поставила на стол свою чашку и строго посмотрела на подругу. – Мужчина, который не может заплатить по счету, не должен и смотреть в меню. Конечно, у него был выбор. Никто не заставлял его спать с тобой.
Оливия вспыхнула и снова потупилась.
– Он взрослый человек, Лив, – продолжала Кейти. – И он знал, что делает. Хуже всего, если ты теперь будешь винить себя.
– А что я могу поделать?
– Дай ему время. Я думаю, он сам во всем разберется. Оливия подняла голову.
– Но он меня не любит.
– Он так сказал?
– Не словами, но…
– А ты, конечно, каждый день говоришь ему, как сильно ты его любишь.
Оливия покачала головой:
– По правде говоря, нет, не говорю.
– А почему?
– Боюсь, что это заставит его тут же вскочить и умчаться в город, – призналась Оливия.
– Когда я выходила замуж, мама дала мне совет, который я никогда не забуду, – сказала Кейти. – Поскольку у твоей мамы такой возможности не было, я передам тебе слова моей матери. Вот что она сказала: самая важная вещь в браке не влюбленность, хотя это и важно. И не деньги, хотя деньги – это тоже неплохо. И даже не дети, Оливия. Самое важное – доверие. – Она сжала руку подруги. – Я думаю, Оливия, вы нашли друг друга. И теперь тебе нужно верить в него. Судя по тому, что ты мне рассказала, он пережил когда-то очень трудные времена. Такой мужчина не будет выставлять свои чувства напоказ, но это не значит, что у него нет сердца.
– Спасибо тебе, Кейти.
Подруга улыбнулась:
– Не за что меня благодарить. Кроме того, когда мы с Ореном в следующий раз поссоримся, я приду поплакать у тебя на плече.
Ночью Кэрри приснился страшный сон, и Конор, сидевший на веранде, услышал ее громкий крик.
– Папа! Папа! – кричала девочка.
Конор тут же помчался наверх. Когда он вбежал в комнату Кэрри, там уже находились Оливия и сестры девочки. Оливия сидела на кровати, держа дочь на руках. Конор молча подошел к ней и сел рядом. Оливия передала ему всхлипывавшую Кэрри – ее плач разрывал ему сердце. «Что с ней? – думал он. – Ведь Кэрри никогда ничего не боялась…»
Оливия посмотрела на других девочек и тихо сказала:
– Все в порядке, милые. Идите в постель.
Девочки ушли, и Оливия снова посмотрела на Кэрри.
Конор, державший ее на руках, что-то тихо говорил ей.
– Sha sha, – шептал он, гладя малышку по волосам. – Sha sha. Bermid go maith. Та me anseo. [23]
Он снова и снова повторял незнакомые слова, пока Кэрри не перестала всхлипывать.
Когда девочка успокоилась, Конор утер слезы с ее щек и спросил:
– Теперь лучше?
Кэрри кивнула, но когда он пошевелился, она вцепилась в него.
– Не уходи, папа.
– Я никуда не ухожу, малышка, – ответил Конор, усаживаясь поудобнее.
Кэрри прижалась щекой к его груди и закрыла глаза. Конор посмотрел на Оливию, сидевшую рядом с ним на кровати. Никто из них не произносил ни слова. Через несколько минут он снова взглянул на девочку у него на коленях.
– Уснула? – спросила Оливия.
Он утвердительно кивнул, затем уложил спящую малышку в постель и накрыл одеялом. После чего наклонился и поцеловал в щеку.
– Спокойной ночи, моя милая.
Оливия тоже поцеловала спящую дочку, и они с Конором вместе вышли из комнаты, закрыв за собой дверь. В коридоре остановились и переглянулись.