– И что этот человек тебе рассказал?
– Он рассказал, что в начале восьмидесятых, как раз в то время, когда в хранилище № 20 поступали ящики со спецгрузом, в запасниках самых знаменитых музеев происходили хищения предметов искусства и подмены подлинников копиями.
– Речь идет о картинах? – спросил Труфанов.
– Не только. Это были ювелирные украшения, иконы, серебряная и золотая посуда, обеденные приборы, церковная утварь, портсигары, изделия Фаберже…
– Та-а-ак, – заинтересовался Василий Дмитриевич. – Продолжай.
– К хищениям был причастен генерал КГБ Киреев. Он фигурировал во всех уголовных делах, которые так ничем и не закончились.
– Это потому, что он в них фигурировал, – заметил Труфанов.
– Сергей Вешкин, – Дайнека вполголоса пояснила, – наш осведомленный и умный человек, утверждает, что в ящиках, которые отправляли в хранилище № 20, были эти самые похищенные ценности.
– Да ну! – Труфанов откинулся в кресле, и в его глазах заплясали веселые чертики. – И ты с этим ко мне пришла? По-твоему, я верю в детские сказки?
– Подождите. Я еще не сказала самого главного. Олег Семенович Роев, о котором мы говорили, был майором Комитета госбезопасности и приемным сыном Киреева.
– Этого генерала?
– Да! – после многозначительной паузы она заговорила снова: – Теперь про кольцо.
– Неужели украдено? – взбодрился Труфанов.
– Это кольцо принадлежало княгине Волконской и хранилось в Петровском крупном музее. Специалисты опознали его по моим фотографиям.
– Скажите, пожалуйста… – Он шлепнул себя по коленке. – Похоже на правду. Если так, жаль, что все пропало.
– Об этом потом, – перебила Дайнека. – Сейчас я изложу свою версию. Понимаете… Роев был хранителем чьих-то сокровищ. Эту миссию на него возложили вместе с определенными обязательствами. Он, как сказал Вешкин, стал заложником ситуации. У него не должно было быть никаких связей, никакого общения. Он не должен был давать никаких объяснений. Когда я говорила со стариком Арзамасцевым, он охарактеризовал Роева как нелюдимого, крайне изолированного человека. Возможно, таким его характер и был. Но в большей степени, я думаю, такой была ситуация, в которую он угодил. Вы только вдумайтесь, ему было всего тридцать четыре. Молодой мужчина мается в четырех стенах гостиничного номера, подходит к окну и видит, как изо дня в день в сорок четвертом кабинете идут репетиции. Видит красавицу Лену Свиридову, влюбляется в нее… – Дайнека опустила глаза. – Что было дальше, мы узнали из ее дневника.
– Ты думаешь, за ним следили? – осторожно спросил Труфанов.
– А вы как думаете? Даже у Сопелкина был куратор из КГБ.
– Здесь ты права.
– Неизвестно, кому принадлежали эти сокровища – одному человеку, группе лиц, целому обществу или какой-то партии. Но то, что эти люди обладали неограниченной властью, неоспоримо.
– Ну хорошо, – согласился Василий Дмитриевич. – А как ты все это пришьешь к убийству Свиридовой?
– Роев поддался чувствам и потерял голову, а вместе с ней – контроль над собой. Его кураторам стало ясно, что это не просто интрижка, а серьезные отношения. В школу пришел некто и попытался запугать Елену Свиридову. Потом на нее написали кляузу в горком комсомола, и только благодаря Михненкову Свиридовой удалось избежать позора. Екатерина Владимировна, ее мать, рассказывала, что в дом на Госпитальной проник неизвестный мужчина, назвавший себя монтером. По этому адресу никогда не было телефона, но там встречались Свиридова с Роевым. Можно предположить, что в доме установили прослушку. Потом Свиридова забеременела, и они купили билеты в Сочи, пусть даже на разные рейсы. Все это мгновенно стало известно хозяевам спецгруза. И они попытались защитить свои интересы… – Дайнека горько вздохнула. – Последней, критической каплей стало колечко, которое Роев подарил Алене.
– Думаешь, он взял его оттуда?
– Уверена. Валерий Васильевич Арзамасцев рассказывал, как рабочий разбил ящик. Из него раскатились мелкие предметы.
– Видно, не удержался, прихватил и подарил своей миленькой, – сказал Труфанов.
– Это не похоже на Роева, – проговорила Дайнека. – Его характеризуют как сдержанного и дисциплинированного человека. Но чего не сделает влюбленный мужчина…
– И ты считаешь, что это кольцо сыграло свою роль?
– Оно сыграло страшную роль. Свиридову убили из-за него.
– Но почему не трогают ее мать? – Василий Дмитриевич задал вопрос на засыпку. – Кольцо все еще у нее.
– Екатерина Владимировна не знает, откуда оно. Дорожку к секретным ящикам больше не проложить. Это главное. – Она усмехнулась. – Да и самих ящиков давно уже нет.
– Значит, Свиридова погибла из-за того, что ее полюбил Роев?
– Он недооценил ситуацию, – кивнула Дайнека. – В большом городе, может, и прокатило бы, но только не здесь.
– Но как они узнали про кольцо? – спросил Труфанов. – Девчонка боялась матери и спрятала его в ванной.
– В тот день, когда Екатерина Владимировна нашла кольцо, она показала его соседке. И потом, Роев мог его подарить в доме на Госпитальной. А там установили прослушку.
– С этим ясно. Неясно другое: кто убил девушку и куда спрятали тело?
– И еще – куда делись сокровища? – дополнила список Дайнека.
– Это меня волнует меньше всего, – отмахнулся Труфанов. – Да… Мужика этого жалко. Пытался спасти ситуацию, но все зря.
– Думаю, Роев понял, что Свиридову убили из-за него. Поэтому и застрелился.
– Записочка не сработала… – Василий Дмитриевич покачал головой. – Хорошо ее помню. Маленькая такая, огрызок бумаги. «Прощай навек…» Надо же было придумать такие слова!
Дайнека напомнила:
– Убийца вырвал их из роли Свиридовой.
– С какой целью?
– Наверное, чтобы убедить Роева, что она от него сбежала. Это же подтвердил Геннадий Петрович.
– Не вышло, – сказал Труфанов. – Роев не поверил. Видать, хорошо ее знал.
– Или слишком любил, – проронила Дайнека и тут же спросила: – Вам не сообщили, кто в КГБ был куратором Сопелкина?
– Завтра встречаюсь с одним человеком, – деловито сообщил Василий Дмитриевич. – От него все узнаю. Ну что? – Он посмотрел на часы. – Конец рабочего дня. Должен идти. У жены день рождения.
– Пожалуйста, довезите меня до дома, – робко попросила Дайнека.
– Идем, – Василий Дмитриевич взял фуражку и направился к двери, – племянница…
Во дворе кораблевского дома кипела работа. На лавках сушились шубы и пуховые одеяла. На заборе висели плечики с верхней одеждой.
– Привожу тряпье в порядок, – сказала Надежда, прохаживаясь щеткой по ярко-голубому костюму.