— Во двор. За «воронком».

— Нас же не пустят.

— Пустят! Давай… — и я вытащил из кармана пиджака свое красно-коричневое удостоверение с золотым тиснением «Прокуратура РФ». Эта «корочка» с моей фотографией и указанием «Общественный совет прокуратуры г. Москвы», которую я получил от друзей-сослуживцев своего отца за свой первый детективный роман, не раз открывала мне и не такие двери. Правда, там стояла дата выдачи: «2009 год», но кто будет разглядывать эту микроскопическую запись? Обычно достаточно было показать обложку этой «корочки», как охранники даже элитных ресторанов на Рублевке сами открывали мне двери…

Я не ошибся и на этот раз. Как только наша «Волга» подкатила к закрытым воротам, из железной калитки в этих воротах выглянул молодой мордатый сержант в милицейской форме, и я, не дав ему и секунды подойти к нам, вытянул в окно руку с «корочкой» и властно сказал:

— Прокуратура! На суд!

Начальственная «Волга» в сочетании с «корочкой» сработали — морда исчезла, ворота со скрипом открылись.

— Ну, ты даешь! — восхитился Акимов и вкатил во двор, встал возле «воронка» посреди большой снежно-дождевой лужи. Справа, у служебного входа в здание суда стояли, курили и смотрели на нашу машину человек двадцать ментов и штатских. Поставив на ручной тормоз, Акимов уже потянулся вынуть ключ зажигания, когда я сказал:

— Извини, Сережа, ты остаешься.

Он оторопел:

— В каком смысле?

— Ты мой шофер, тебя не пропустят.

— А тебя?

— Ты же видел. Я — прокурорский надзор, — и я повернулся к Алене: — Алена, вы со мной. Слезы убрать, не разговаривать. Вы помощник прокурора. Пошли!

Акимов еще хлопал глазами, когда мы с Аленой вышли из машины, и я, повернувшись к «водителю», громко сказал:

— Никуда не уезжай! Ждешь меня здесь!

После этого властно хлопнул дверцей и прямо по луже зашагал на ментов, стоявших у служебного входа. Алена, актриса от Бога, четко печатала шаг рядом со мной. Не знаю, кто из нас произвел большее впечатление на эту публику, но они расступились, мне даже не пришлось доставать «корочки».

8

— Богораз Лариса Иосифовна?

— Доставлена, — сообщила молодая секретарша суда.

— Литвинов Павел Михайлович?

— Доставлен, — сказала секретарь.

Глядя в пухлую папку судебного дела, судья, седая женщина в сером костюме, похожая на учительницу или директора школы, продолжала:

— Делоне Вадим Николаевич?

— Доставлен.

— Бабицкий Константин Иосифович?

— Доставлен.

— Дремлюга Владимир Александрович?

— Доставлен…

На втором этаже судебного здания, в небольшом зале на пятьдесят мест было не меньше семидесяти мужчин и женщин совершенно определенной или, как теперь говорят, однозначной наружности — переодетые в штатское менты, дружинники, гэбисты и кирпичнолицые представители рабочего класса, принявшие «за углом» свои полевые «двести грамм».

— 25 августа 1968 года Следственным управлением было возбуждено уголовное дело по факту учинения групповых действий на Красной площади, грубо нарушивших общественный порядок, — продолжала читать судья. — По делу арестованы и привлечены к уголовной ответственности Богораз, 1929 года рождения, замужняя, имеет сына 1951 года рождения; Делоне, 1947 года рождения, холост; Литвинов, 1940 года рождения, женат, имеет сына 1960 года рождения; Бабицкий, 1929 года рождения, женат, имеет троих детей; Дремлюга, 1940 года рождения, женат; и Файнберг Виктор Исаакович. Материалы в отношении Файнберга выделены в отдельное производство в связи с признанием его судебно-психиатрической экспертизой невменяемым. Активной участницей групповых действий на Красной площади была также Горбаневская Наталья Евгеньевна, 1936 года рождения, имеет двух детей, уголовное дело на нее прекращено в связи с признанием ее судебно-психиатрической экспертизой невменяемой…

Несмотря на специфическую публику, столь густо высаженную в зале, чтобы не допустить сюда друзей арестованных, а точнее, именно благодаря специфичности этой публики, мы с Аленой сели в самом начале второго ряда — я властным жестом поднял с мест двух молодых дружинников, и они, приняв нас за начальство, безропотно уступили нам свои стулья.

— Расследованием установлено, — сообщила судья, — Богораз, Делоне, Литвинов, Бабицкий, Дремлюга, Файнберг и Горбаневская, будучи несогласны с политикой КПСС и Советского правительства по оказанию братской помощи чехословацкому народу в защите его социалистических завоеваний, одобренной всеми трудящимися Советского Союза, вступили в преступный сговор с целью организации группового протеста против временного вступления на территорию ЧССР войск пяти социалистических стран. Для придания своим замыслам широкой гласности они заранее изготовили плакаты: «Руки прочь от ЧССР», «Долой оккупантов», «За вашу и нашу свободу», «Свободу Дубчеку», «Да здравствует свободная и независимая Чехословакия» (последний на чешском языке), то есть содержащие заведомо ложные измышления, порочащие советский государственный и общественный строй. Обвинительное заключение составлено 20 сентября 1968 года старшим следователем Прокуратуры Москвы советником юстиции Акимовой. Подсудимая Богораз, встаньте… — и с этими словами судья впервые подняла глаза на обвиняемых.

Жгучая, с проседью, сорокалетняя брюнетка, сидевшая в первом ряду подсудимых рядом с юным и вихрастым поэтом Делоне и крепко сбитым пролетарием Дремлюгой, поднялась со скамьи подсудимых. Позади нее сидели сорокалетний брюнет Бабицкий и тридцатилетний Литвинов, внук первого наркома иностранных дел СССР Максима Литвинова. А по обе стороны от скамьи подсудимых стояли два конвойных солдата.

— Что вы можете сказать по существу предъявленного вам обвинения? — спросила у Богораз судья спокойным тоном учительницы старших классов.

— Двадцать пятого августа около двенадцати часов я пришла на Красную площадь, имея при себе плакат, выражающий протест против ввода войск в Чехословакию. В двенадцать часов я села на парапет у Лобного места и развернула плакат, — обстоятельно начала Лариса Богораз. — Почти сразу подбежали люди мне лично не знакомые. Подбежав ко мне, они отняли плакат. С левой стороны я увидела Файнберга. У него было разбито лицо. Его кровью забрызгали мне блузку. Я увидела, как мелькает сумка, кто-то бьет Литвинова. Собралась толпа. Я услышала голос: «Бить не надо — что здесь происходит?» Я ответила: «Я провожу мирную демонстрацию, но у меня отняли плакат». Остальных я не видела. Ко мне подошел гражданин в штатском и предложил идти к машине. Он не предъявил никакого документа, но я за ним последовала. Я увидела, как вели Литвинова и били по спине. В машине было человека четыре. Меня схватили за волосы и головой впихнули в машину. Я также видела в машине Файнберга с выбитыми зубами. В пятидесятом отделении милиции, куда нас привезли, мы все потребовали медицинской экспертизы для Файнберга. Ему разбили лицо и выбили зубы. Вечером из милиции меня привезли домой для обыска…