Джонни сказал себе, что мистеру Аттербери самое место в испанской инквизиции. Мистер Строгг убавил звук.
— А где все остальные? — спросил Джонни.
— Не возвращались, — с чудовищным злорадством сообщил мистер Строгг. — В могилах сегодня никто не ночевал. Вот оно, непослушание. Знаешь, что их теперь ждет?
— Нет.
— Они исчезнут. Да-да. Ты напичкал их идеями. Они вообразили, будто могут разгуливать где вздумается. Но те, кто шляется невесть где, вместо того чтобы сидеть на месте… для них нет возврата. И точка. Вот грянет завтра Судный день, а их где-то носит. Так им и надо.
В мистере Строгге было нечто такое, отчего у Джонни чесались кулаки… но, во-первых, попусту и, во-вторых, бить такого — только мараться.
— Не знаю, куда они ушли, — сказал он, — но, думаю, ничего плохого с ними не случилось.
— Думай что хочешь. — Мистер Строгг отвернулся к телевизору.
— А вы знаете, что сегодня Хэллоуин? — спросил Джонни.
— Да? — Мистер Строгг внимательно смотрел рекламу шоколада. — Значит, нынче ночью придется проявить осторожность.
У моста Джонни обернулся. Мистер Строгг сидел на прежнем месте. В полном одиночестве.
Мертвецы вместе с радиосигналом мчались над Вайомингом…
Они уже начали меняться. Их еще можно было узнать, но только когда они вспоминали, кто они такие.
— Видите, я же говорил, что это возможно, — сказал тот, кто по временам становился мистером Флетчером. — Нам не нужны провода!
Высоко над Скалистыми горами они наткнулись на грозу. И повеселились от души.
А потом заскользили по радиоволнам на юг, в сторону Калифорнии.
— Который час?
— Полночь!
Джонни стал своего рода школьным героем. «Сплинберийский страж» поместил на первой странице статью под заголовком «РЕЗКАЯ КРИТИКА МЭРИИ В СВЯЗИ С ГРОМКИМ СКАНДАЛОМ ИЗ-ЗА ПРОДАЖИ КЛАДБИЩА». В «Страже» вообще очень любили обороты вроде «резкой критики» и «громкого скандала»; читатели поневоле задумывались, в каких выражениях редактор общается с домашними.
В статье упоминался Джонни (фамилию переврали), а в одном месте говорилось: «Герой войны Артур Аттербери, председатель недавно образованного общества „Сплинберийские добровольцы“, в интервью нашему корреспонденту сказал: „В нашем городе есть молодые люди, у которых в одном мизинце больше чувства преемственности поколений, чем у некоторых облеченных полномочиями взрослых — во всем теле“. Вероятно, здесь кроется намек на главу городской администрации мисс Этель Либерти. К сожалению, вчера вечером нам не удалось задать ей наши вопросы».
Нашлись даже учителя, поставившие Джонни в пример своим подопечным: учащиеся их школы редко появлялись в прессе, разве что под заголовками вроде «ПО ПРИГОВОРУ СУДА НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИЕ УГОНЩИКИ ОТПРАВЛЕНЫ В КОЛОНИЮ».
Историк спросил у Джонни про «Дружных сплинберийцев». И Джонни с удивлением обнаружил, что рассказывает классу про Олдермена, Уильяма Банни-Листа и миссис Сильвию Либерти (хотя он предусмотрительно соврал, что раскопал все это в библиотеке).
Одна из девочек сказала, что обязательно напишет реферат о миссис Либерти, Неутомимом Борце За Права Женщин. Ага, поддакнул Холодец, за что боролись, на то и напоролись, — и завязался бурный спор, продлившийся до конца урока.
Интерес выказал даже директор. Вероятно, он испытал огромное облегчение оттого, что Джонни не замешан ни в каких историях вроде «БАНДА ПОДРОСТКОВ, ПРОМЫШЛЯВШИХ МЕЛКИМИ КРАЖАМИ В МАГАЗИНАХ, ОКАЗАЛАСЬ ЗА РЕШЕТКОЙ». Джонни пришлось самому искать дорогу в его кабинет (рекомендуемый литературой метод состоял в следующем: привязать один конец бечевки где-нибудь в знакомом месте и наказать друзьям выходить на поиски, если вы не объявитесь через пару дней). Там он выслушал короткую речь об «активной гражданской позиции» и через минуту был свободен.
На большой перемене он собрал друзей.
— Пошли, — сказал он.
— Куда?
— На кладбище. По-моему, что-то не так.
— Я еще не поел, — сказал Холодец. — Мне очень важно регулярно питаться. А то желудок заболит.
— Прекрати ныть.
Когда они летели наперегонки над сердцем Австралии, им уже не требовались радиоволны.
Заря не спеша плелась через Тихий океан за ними следом, но для них не существовало преград.
— И нам не нужно останавливаться?
— Нет!
— Мне всегда хотелось перед смертью посмотреть мир!
— Ну, тогда это был всего лишь вопрос времени.
— А кстати, который час?
— Полночь!
Кладбище больше не пустовало. Во-первых, там слонялись фотографы, один так даже из воскресной газеты. Во-вторых, съемочная группа с Мид-Мидлендского телевидения. И наконец, местные собачники и целая орава зевак.
В заброшенном уголке миссис Тахион деловито оживляла собой могильную плиту.
— Впервые вижу тут столько людей, — сказал Джонни. И добавил: — По крайней мере, живых.
К ним подошел Ноу Йоу, который перед тем беседовал с парой энтузиастов в вязаных шапочках, с интересом заглядывавших в густые кусты за могилой миссис Либерти.
— Говорят, у нас тут не просто островок живой природы, но и Место Обитания, — сообщил он. — Они вроде бы углядели там какого-то редкого скандинавского дрозда.
— Да, жизнь бьет ключом, — кивнул Бигмак.
На дорожку у канала въехал муниципальный грузовик. Какие-то люди в тужурках принялись собирать старые матрацы. Телевизор-зомби исчез. Мистера Строгга тоже нигде не было видно, даже Джонни.
У самых ворот стояла полицейская машина. Сержант Славни руководствовался в работе следующим принципом: если где-нибудь собирается толпа, рано или поздно закон будет нарушен.
Кладбище ожило.
— Они ушли, — сказал Джонни. — Я чувствую… их здесь нет.
Его приятели невольно сбились теснее. В вязах хрипло крикнул редкий скандинавский дрозд (если только это не был грач).
— Куда ушли? — спросил Холодец.
— Не знаю!
— Я так и знал! Знал! — запричитал Холодец. — Вы посмотрите на него, у него же щас глаза засветятся. Ты их выпустил! Вот увидишь, сегодня они начнут таиться и подкрадываться!
— Мистер Строгг сказал, что, если они слишком долго пробудут вдали отсюда, они… они забудут, кто они… — неуверенно проговорил Джонни.
— Видите? Видите? — сказал Холодец. — А вы надо мной ржали! Может, пока они помнили, кто они, все было ничего, но стоит им забыть…
— «Ночь зомби-убийц»? — спросил Бигмак.