Миша Ларкин появился на пороге особняка, в котором жил губернатор, с огромным букетом роз в руках. Его ждали, ибо предварительно он позвонил по телефону и долго разговаривал с матерью Анжелики.
– Меня зовут Аркадий Гринберг, – вежливо говорил Ларкин приятным голосом. – Знаете ли, я был знаком с Анжеликой несколько лет назад, когда был в вашем городе на гастролях.
– Вы артист?
– Не совсем, – признался он. – Я музыкант, играю в симфоническом оркестре. Так вот, мои знакомые сказали мне, что Анжелика сильно изменилась. Не знаю, понимаете ли вы меня…
– Очень хорошо понимаю, – усмехнулась губернаторша. – Теперь я вынуждена сидеть дома и караулить ее. И все равно, стоит мне отлучиться – она убегает, и каждый раз никто не знает, чем кончатся ее похождения. Видите, Аркадий, я ничего от вас не скрываю, все равно весь город знает о нашем несчастье. Мы ничего не можем с этим поделать.
– Мне трудно поверить. – Он добавил в голос побольше ужаса и ошеломленности. – Знаете, у нас был роман, и мне кажется, Анжелика по-настоящему любила меня. Я почти уверен, что смог бы разбудить в ней то хорошее, что в ней есть и всегда было. Оно же не могло исчезнуть. Просто не каждому дано это увидеть.
– Боюсь, что вы заблуждаетесь, – грустно вздохнула жена Малькова. – Ничего хорошего в моей дочери не осталось. Иногда я молю Бога о том, чтобы она умерла, как ни чудовищно это звучит.
– Вы не должны так говорить! – горячо возразил Ларкин. – Нельзя опускать руки. В каждом человеке есть что-то хорошее. Я уверен, стоит мне поговорить с Анжеликой, напомнить ей о нашей любви, и она переменится. Такие сильные чувства не могут проходить бесследно.
– Хорошо, давайте попробуем, – согласилась она, даже не пытаясь скрыть недоверие и безразличие.
И Миша явился «пробовать». Он не зря назвался Аркадием Гринбергом, он знал, как сильна в нашей стране магия имен и национальностей. Молодой человек с таким именем должен быть добропорядочным еврейским мужчиной. Разумеется, музыкантом. И ни в коем случае не наркоманом.
Вручив цветы хозяйке дома – статной, но вовсе не полной женщине с приятным увядающим лицом, Ларкин был препровожден на второй этаж, где в своей комнате отсиживалась Анжелика в ожидании, когда же можно будет улизнуть из дома. В прошлый раз ей удалось украсть массивную золотую цепь отца, которую тот забыл надеть после утреннего массажа. За эту цепь ей дали столько героина, что можно было дня два-три не дергаться.
Миша вошел к ней в комнату и брезгливо поморщился. Анжелика весила килограммов сто двадцать, при этом внешний вид ее опрятностью не отличался. Он сразу понял, что она «в кайфе», но в легком и уже на исходе. Это хорошо, подумал Михаил, если успеть влезть в систему наркотического мировосприятия, пока она не прочухалась, то можно все сделать уже сегодня.
– Салют, – сказала губернаторская дочка противным визгливым голосом. – Ты кто?
Ларкин обернулся, убедился, что дверь за ним плотно закрыта, и на цыпочках подошел к широкой постели, на которой возлежала пышнотелая особа.
– Я твой принц, красавица, – тихонько сказал он. – Ты же столько лет спала, ожидая меня. Вот я и пришел. Сейчас я буду тебя будить, ты проснешься и начнешь жить такой жизнью, какая бывает только в сказках. А до этого ты много лет спала и тебя мучили кошмары, поэтому тебе было так плохо и тяжело. Понимаешь?
– А то, – откликнулась Анжелика. – А ты как, сначала трахать меня будешь, потом будить или наоборот?
– Одновременно, – обаятельно улыбнулся Ларкин. – Сейчас ты разденешься, и я начну тебя будить. Тебе понравится, вот увидишь.
– Ладно, – покладисто согласилась она. – А правда, ты кто? Я тебя знаю?
– Конечно.
Миша сел на краешек кровати и взял ее за руку. Пальцы Анжелики были пухлыми и почему-то липкими. Другой рукой он провел несколько раз перед ее глазами, потом подсунул ладонь под ее затылок.
– Конечно, ты меня знаешь, – заговорил он, стараясь имитировать ритм ее речи и дыхания. – Я – музыкант, меня зовут Аркадий. Аркадий Гринберг. Несколько лет назад я был здесь на гастролях со своим оркестром, у нас с тобой был роман. Ты очень сильно меня любила. И я тебя тоже. Я даже приезжал потом несколько раз специально, чтобы встретиться с тобой. Потом ты меня прогнала. Именно так: не я тебя бросил, а ты меня прогнала…
Через два часа он вышел из комнаты Анжелики, осторожно прикрыл за собой дверь и спустился на первый этаж, где сидела мать молодой женщины.
– Это ужасно, правда? – с тоской сказала она, поднимая глаза на Ларкина. – Вы, наверное, не ожидали, что все так плохо. Думаю, у вас ничего не получилось.
– Вы правы, – грустно кивнул он. – Она даже с трудом меня вспомнила. Боже мой, Боже мой, что она с собой сделала!
Он трагическим жестом схватился за голову.
– Но вы знаете, все-таки, мне кажется, надежда есть, – заговорил он, решив, что трагизма и безысходности, пожалуй, достаточно. – Мне удалось пробиться к тому хорошему, что еще не погибло в ней. И мне кажется, что ей даже стало стыдно за все то, что она делает. Совсем немного, конечно, мне жаль вам это говорить, у наркоманов чувство стыда и совестливости полностью отсутствует, но у нее еще отчасти сохранилось… Ах, если бы я мог остаться здесь и приходить к ней каждый день! Я уверен, что мог бы вылечить ее. Я чувствую, что могу.
– Так что же вам мешает?
– Я должен уезжать.
– Когда?
– Через неделю.
– И вы не можете задержаться?
В голосе жены губернатора затрепетала слабая надежда. А вдруг этот славный еврейский музыкант спасет ее дочь, спасет их всех?
– Нет, увы. Через десять дней я должен лететь с оркестром на гастроли в Австралию. Но может быть, когда я вернусь… Я постараюсь устроить так, чтобы пробыть здесь как можно дольше. Я очень хочу сделать для Анжелики все, что в моих силах.
В это время на лестнице послышались тяжелые шаги. Они одновременно подняли головы и увидели Анжелику, которая спускалась к ним, вполне прилично одетая, умытая и даже причесанная.
– Вы не возражаете, если я приготовлю чай? – спросила она светским тоном.
Губернаторша ошеломленно поглядела на гостя, она отродясь не слышала, чтобы ее девочка так разговаривала.
– Благодарю вас, Анжелика Сергеевна, – в тон ей ответил Ларкин, – вы очень любезны, но мне нужно уходить. Надеюсь, ваша матушка с удовольствием присоединится к вам.
– Жаль, что вы так быстро уходите, – сказала Анжелика по-прежнему неторопливо и вежливо. – Позвольте, я вас провожу. Мама, ты простишься с нашим гостем здесь?
– Нет-нет, – вскочила она, – я тоже провожу вас.
Они вдвоем вышли на крыльцо и стояли плечом к плечу, пока Ларкин под бдительным взором охраны не вышел за ворота, окружавшие особняк.