— А что?
— Вроде ребята слышали, как он в узком кругу, сразу после своего назначения, заявил: заберу, мол, в свои руки все бразды правления, дробить власть не позволю.
— Так все временные наполеончики говорят.
— Он говорит не только это.
— А что еще?
— Порядок в республике, говорит, наведу железной рукой. Неважно, сколько для этого понадобится крови пустить. А всех, мол, чужаков, дай только срок, вымету из республики железной метлой.
— Это каких чужаков?
— В этом весь вопрос.
Матейченков замедлил ход:
— Это уж не наполеончик, а целый Наполеон получается. Только не торт с сахарной пудрой.
— Как бы он и впрямь дров не наломал.
— Не дадим, — твердо произнес генерал Матейченков.
— Может, он по пьянке трепался?
— У трезвого на уме, у пьяного на языке.
Наконец они нашли свободный пятачок и остановились. С трибуны очередной оратор нес несусветную чушь. Это был явно приблудный мужичонка, не принадлежавший ни к одной из партий. Решил. видно, попробовать силенки в речевом жанре. Впрочем, толпа, которой обрыдли стандартные взаимные обвинения и постоянные призывы к активности, внимала новичку благосклонно. Кое-где слышались смешки и подначивающие реплики.
— Кстати о наполеончиках. Ты с Хубиевым знаком? — поинтересовался Матейченков.
— Непременно. Это наше все.
— В прошлом.
— А может, и в будущем. Это как повернется.
— Ты это серьезно?
— Вполне.
— Откуда он вообще взялся, Владимир Хубиев?
— Это сюжет, достойный пера Шекспира. Начинал он, правда, как заурядный чиновник.
— А потом правил республикой целых двадцать лет, — добавил Матейченков.
— Так растут советские люди.
— Как он выдвинулся?
— Очень просто, Всю свою сознательную жизнь Владимир Хубиев отличался популизаторством.
— Популяризаторством? — удивился Матейченков.
— Я сказал то, что хотел сказать.
— А, понятно. Но ведь он не одинок в этом пристрастии?
— Вся суть в масштабах, Иван Иванович. Если приезжал любой чиновник из Москвы, пусть даже самый мелкий, Хубиев перед ним ковром расстилался, змеей извивался. Ничего для ублажения дорогого гостя не жалел.
— Талант.
— Чемоданы с вокзала сам таскал, чуть ли не в зубах Сам до копейки выкладывался — времена тогда были строгие в смысле казенных денег…
— Не в пример нынешним.
— Ну да. Хубиев наизнанку выворачивался, но обеспечивал гостям из центра роскошный отдых на Домбае и в Теберде, горные лыжи, экскурсии, сауну с женским персоналом и все прочие сорок удовольствий.
— Так и выдвинулся?
— Верный способ, — сказал Завитушный. — Да разве он один, Хубиев? Это многих славный путь. И из нынешних наших вождей… Но не будем отвлекаться.
— И что Хубиев?
— Такое рвение не могло остаться незамеченным. Но конкуренция среди подхалимов, как известно, велика. Наверно, по тыще человек на место. Так бы и прозябал Хубиев до старости, ежели бы не случай.
— Выходит, он вельможа в случае?
— Вроде того.
— Это и есть шекспировская история?
— Ну да.
— Расскажи, Сергей.
Они разговаривали тихо, но к ним никто не прислушивался. Все были поглощены смешной речью все того же разбитного мужичонки, который всерьез уверовал — быть может, с чьей-то подачи — что, если сагитировать митинг в свою пользу, можно запросто добиться своего избрания в главари республики.
Выступающий распинался во всю ивановскую, сулил дорогим слушателям, которые покатывались от смеха, все мирские блага, все-все бесплатное, от продуктов до транспорта.
— Бардаки для народа открою, — гремел он.
— Да у нас и так бардак! — крикнул кто-то из толпы под общее одобрение.
— Я про другой бардак, — махнул рукой выступающий.
— Какой?
— Который с бабами.
— Голыми?
— Само собой.
— А красивые будут?
— Одна краше другой, — пообещал оратор.
— И тоже бесплатные?
Публика откровенно потешалась.
— Обязательно. Еще приплачивать посетителям будут. По указу президента.
— Где же ты, дядя, столько красивых баб возьмешь? У нас в горах их нету.
— А из России выпишу. Там бабы красавицы, закачаешься.
— Откуда знаешь?
— Я был в России. Батрачил.
— Не пойму, дурака он валяет, что ли? — сказал Матейченков.
— Да нет. Просто мужик с придурью, — присмотрелся к нему Завитушный.
— Головкой хромает?
— Ага.
— Вернемся к Хубиеву.
— Ну, долго ли, коротко ли, приехал в республику с ревизией один важный чинуша, и Хубиев ему особенно угодил. Расстарался, одним словом. Тот еще несколько раз наезжал, пообещал отблагодарить расторопного туземца.
— И отблагодарил?
— По-царски. Вызывает однажды Хубиева в Москву и говорит: думаю, лучше тебя не может быть руководителя Карачаево-Черкесии. Я, говорит, так и доложил на самый верх. Самому.
— Это кому?
— В то время царствовал незабвенный Леонид Ильич, царство ему небесное, — неожиданно перекрестился Завитушный. Ну, Хубиев стоит ни жив, ни мертв, слушая такое дело. Не знает, то ли лезгинку плясать, то ли пасть в ноги и лизать благодетелю ботинки. А благодетель продолжает:
— Леонид Ильич принял предложение, только хочет побеседовать с тобой, как с будущим руководителем Карачаево-Черкесии.
— Когда?
— Завтра. Будь готов, я за тобой заеду.
— Дальше.
— Приезжают за рабом божьим, везут его в приемный покой… пардон, в приемную ЦК КПСС, на Старую площадь. Берут под белы рученьки, ведут к самому вождю. Не стану утруждать тебя, Иван Иванович, описание роскошных апартаментов, тем более, что сам там сроду не был.
— Я был.
— Так мы пройдем?
— Нет, Леонид Ильич хочет побеседовать с новым руководителем с глазу на глаз, — отвечает лощеный секретарь.
У Хубиева — душа в пятках. Секретарь запускает его в кабинет и закрывает за ним дверь.
Стоит наш будущий вождь ни жив ни мертв, затем робко пересекает безбрежный кабинет…
— Я видел его, — вставил Матейченков.