— Поздоровался шепотом наш представитель — ответа не последовало. Тогда он робко, мелкими шажками ступая по ковру, подходит поближе, и что же он видит?
— Не томи.
— А видит он такую картину. Сидит наш Генеральный секретарь за столом, опустил головку на столешницу и дремлет. Устал маленько. Либо с похмелья, не знаю, врать не стану. Только похрапывает сладко. Стоит наш гость, ждет, дыхнуть боится.
— Разбудил он Брежнева?
— Плохо ты нашего Владимира Хубиева знаешь! Он больше всего на свете боялся нечаянно чихнуть либо еще как-то обозначить свое присутствие у трона. Проходит минута, две, три…
— Да ты и впрямь Шекспир!
— Короче, наш Хубиев совершил самый разумный поступок в своей долгой и неправедной жизни. Постоял он тихо-тихо минут пятнадцать, а заем повернулся и цыпочках вышел из кабинета под раскатистый храп.
— Упустил удачу.
— Наоборот, поймал за хвост жар-птицу! Когда Хубиев вышел из кабинета Брежнева, его никто, конечно, не расспрашивал. Секретарь только сказал:
— Подождите, пожалуйста, в соседнем кабинете.
— Оба?
— Оба. Я скажу, когда вы можете быть свободными.
Ну, сидят они, ждут. Чиновника, который привел Хубиева, любопытство разбирает, он и так, и сяк старается вызнать, о чем Брежнев беседовал с его подшефным. Но Хубиев держится молодцом, дело понимает туго.
— Как отнесся к тебе Леонид Ильич?
— Хорошо.
— Много вопросов задавал?
— Много.
— И международного положения коснулся?
— Само собой.
— А обо мне спрашивал?
— Естественно.
— И что ты? — спросил чиновник, едва дыша.
— Я замолвил за тебя словечко, — молвил Хубиев и покровительственно похлопал своего рекомендателя по плечу.
— Спасибо, друг. Век не забуду.
— Надеюсь.
Сидят они, сидят, никто к ним в комнату не заходит. Что делать? И ждать больше невтерпеж, и выйти боязно.
Наконец в комнату входит сияющий секретарь и чуть не в объятия бросается к нашему посланцу:
— Товарищ Хубиев, поздравляю! Леонид Ильич подписал ваше назначение, отныне вы руководитель нашей цветущей Карачаево-Черкесии! Товарищ Леонид Ильич Брежнев выразил надежду, что вы справитесь на новом посту и поведете республику к новым высотам. И еще Генеральный секретарь нашей партии просил передать на словах, что вы очень чуткий и деликатный человек и разбираетесь в любой ситуации, какой бы сложной, — он посмотрел в бумажку, — какой бы сложной и напряженной она ни была. — С этими словами секретарь вручил Владимиру Хубиеву документ, подписанный Брежневым или уж не знаю кем, и они вышли на старую площадь.
— Товарищ Хубиев, разрешите подвезти вас? — Попросил чиновник, ибо новый глава республики еще не успел обзавестись служебной машиной.
— Подвези, дружок.
— В гостиницу?
— В аэропорт. Я должен обрадовать мой народ.
— …Ну, здоров ты врать, Сергей Сергеевич, — заметил генерал, выслушав помощника.
— Это подлинная история, — запротестовал Завитушный. — Ее знают все в республике, спроси кого хочешь. Я только позволил себе снабдить ее некоторыми подробностями.
— Я и говорю — Вильям Джонович.
— Какой еще Вильям?
— Шекспир.
— Почему Джонович?
— Потому что его папу звали Джон, — пояснил Матейченков.
— А что, история вполне вероятная.
— Из грязи в князи.
— Вот так и царствовал у нас после этого Хубиев двадцать лет. Говорят сам Брежнев не брезговал Тебердой и Домбаем, приезжал сюда отведать клубнички. Впрочем, к тому времени наш генсек уже рассыпался на ходу.
— Ну, а если объективно. Хубиев как руководитель чего-то стоил?
— Безусловно, — ответил Завитушный. — Предоставлю слово цифрам и фактам. За время его правления Карачаево-Черкесия среди прочих регионов России заняла прочное и почетное последнее место…
— Последнее?
— Да.
— По каким показателям?
— Экономическим. Посмотри данные ЦСУ за те годы.
— А в других областях?
— Там успехи еще более впечатляющие. Так, по распространенности сифилиса и туберкулеза мы выбились на первое место.
— Да ты еще и Нестор, летописец родного края. Только вот не в монастыре живешь.
— Нет подходящего.
— Ладно, историю родного края ты мне, худо-бедно, осветил. А что нынче представляет собой Хубиев?
— В каком смысле?
— Имеет он какой-то политический вес?
— Честно тебе сказать, товарищ генерал, сомневаюсь.
— Доказательства.
— Изволь. Дело было совсем недавно, года полтора назад. У нас проходили выборы мэра города Черкесска. У нас же все теперь через выборы делается, прости господи.
— Хубиев ведь тогда еще возглавлял республику.
— Ну да. И он ужасно хотел посадить на теплое местечко своего человечка. Извини, Иваныч, я даже рифмами заговорил.
— Ничего. С летописцами это случается. И что же, добился Владимир Хубиев своего?
— Черта лысого! Уж так он старался, из кожи вон лез, а получил полный облом.
— И кого выбрали?
— Одного из первых наших предпринимателей, и черкеса, между прочим. Да ты же его знаешь, елки-палки! Это Станислав Дерев, он мэр столицы и по сей день.
— Какой бизнес у Станислава Дерева?
— Он возглавляет фирму «Меркурий».
— Это я знаю. А что они выпускают?
— Напитки.
— Какие?
— Минеральную воду и водку.
— Интересное сочетание. Кстати сказать, не его ли минералки мы отведали сегодня в обед?
— Не исключено. А если серьезно, продукция «Меркурия» известна не только в республике, но и далеко за ее пределами.
— И в Москве?
— И в Москве. Знай наших! Вот и видно, Иваныч, что ты дома по магазинам не ходишь.
— Теперь присмотрюсь.
— А знаешь, как называется водка, которую он выпускает?
— На кой мне?
— Для общего развития, — сказал Завитушный и начал перечислять: «Батько Махно», «Ха-ха», «На троих». Рекомендую, особенно последнюю марку, товарищ полпред, — сделал он широкий жест, задев рядом стоящую молодую женщину.
Последняя давно присматривалась к двум видным мужикам и жест Завитушного восприняла как заигрывание. Взгляд женщины был настолько красноречив, что Завитушный невольно сделал шаг назад и замахал руками: