– Вы уж извините, что мы так поздно пришли, – раздался робкий голос от двери. Это Мишина мать, ходившая расспрашивать соседей и родителей одноклассников сына, вернулась ни с чем. Старик буркнул было что-то о том, что сюда решили привести весь город, но тут же взял себя в руки.
– Проходите, раз уж такое дело, – со вздохом и почти что участливо произнес он.
– Проходи, проходи, Матрена! – по-хозяйски сказал Федор Васильевич. – Нечего лебезить как перед барином. В своей стране живем. Хотя здесь, похоже, искать нечего. Хоть бы какой-нибудь след!
– По-моему, молодой человек, – обратился аптекарь к Сережиному отцу, хотя тому было уже за сорок, – я вам об этом уже говорил! – К старику вернулся прежний старомодный и в чем-то надменный тон. – Если бы вы слушали старших, то сэкономили бы много времени на настоящие поиски!
– Я сэкономил бы его, если бы ты пустил нас сразу и не ломал комедию! – процедил Федор Васильевич сквозь зубы. Последние слова аптекаря его еще больше разозлили. – А с тобой мы еще поговорим!
Не прощаясь и не оглядываясь, он вышел в ночь, где его ожидал верный Шарик. Сережа, которому очень не хотелось оставаться в этом жутком месте рядом со стариком, поспешил за отцом. К тому же ему не терпелось продолжить поиски друга. А за его спиной Мишина мать, так и не подавившая робость, продолжала извиняться перед аптекарем.
– Матрена! – позвал ее Федор Васильевич. – Ты будешь Мишку искать или всю ночь здесь языком чесать?
Женщина поспешно выбежала из аптеки следом за Сережей. А аптекарь, который никуда не торопился, не спеша подошел к двери и долго смотрел в спину удаляющимся. Если бы кто-то в этот момент разглядел выражение лица старика в призрачном лунном свете, то он с удивлением заметил бы, что на его губах играет улыбка. Наконец, аптекарь задвинул засов, и вскоре дом погрузился в полную темноту.
С утра к поискам подключилось едва ли не все население городка. Была поднята на ноги милиция, к которой позже присоединились солдаты расположенной рядом воинской части. Аптека подверглась тщательному обыску, а старику учинили допрос, но никаких улик найдено не было, а аптекарь держался очень уверенно и ничего нового не сообщил. Он только высказал предположение, что Миша, очень переживавший события в Испании, мог тайно сесть на поезд и отправиться на войну. Но эта версия была отвергнута всеми, кто хорошо знал пропавшего мальчика. Миша был для этого слишком рассудителен; он прекрасно понимал, что такое путешествие ничем хорошим кончиться не может и ни до какой Испании так добраться не получится. К тому же не мог же он уехать без вещей, даже не оставив матери никакой записки.
Старших школьников в этот день освободили от занятий, и они тоже приняли самое активное участие в розысках. Одни группы прочесывали лес, другие баграми проверяли дно озера. Милиция опрашивала всех, кто мог видеть Мишу, и дала запрос на железнодорожные станции. Но все было безуспешно; мальчик будто растворился в воздухе. Сергей с четырьмя товарищами весь день обыскивал развалины старого помещичьего дома, где мальчишки любили играть, но никого, кроме крыс и летучих мышей, там тоже не оказалось.
Так продолжалось несколько дней, но потом жизнь вернулась в обычное русло. Поиски предоставили вести милиции, а горожане занялись своими повседневными делами. Дольше всех не унимались Мишины одноклассники. Но ничего лучше истории про Испанию, так кстати подброшенной стариком, они придумать не могли. Ребята вспоминали, что незадолго до исчезновения, после очередной политинформации о бушующей там гражданской войне, Миша, сжав кулаки, с горящими глазами говорил, что, окажись он в Испании, он бы показал этому фашисту Франко. Все пионеры разделяли его чувства, но никто не думал, что дело может зайти так далеко.
Шарика с того памятного дня будто подменили. Едва пса спускали с цепи, как он мчался к аптеке и терпеливо ждал появления старика. Как только тот показывался на пороге, Шарик то с яростным лаем, то с угрожающим рычанием прыгал вокруг, подыскивая момент для нападения. И Сергей, и отец несколько раз с трудом его оттаскивали, а аптекарь теперь не появлялся на улице без увесистой палки. В конце концов пес однажды вечером убежал и не вернулся. Сережа, очень привязанный к четвероногому другу, придумал даже для себя утешительную легенду, что Шарик напал на след Миши и отправился за ним и что однажды они оба вернутся в город. Мальчик каждый вечер засыпал с этой утешительной фантазией, но дни шли за днями, а никто из пропавших, ни человек, ни животное, так и не объявился.
Недовольство же стариком в городе тем временем все возрастало. Старухи в открытую говорили, что аптекарь – колдун и что он сжил парнишку со света. Волнение было столь велико, что в один прекрасный день они даже, под предводительством отца Тихона, местного попа, отправились к аптеке с намерением освятить ее и, возможно, разобраться с аптекарем, но эта попытка была быстро пресечена милицией. Пионеры тогда тоже встали на защиту столь нелюбимого ими старика.
Но аптекарь, видимо почувствовав атмосферу, решил, что в городе ему больше делать нечего, вышел на пенсию, собрал свои нехитрые пожитки, большую часть которых составляли приборы и книги, и выехал в известном только одному ему направлении. По стечению обстоятельств Сергею довелось в день отъезда загадочного аптекаря оказаться на железнодорожной станции. И он на всю жизнь запомнил пронзительный взгляд черных глаз, от которого его будто обдало холодом. Им одарил его на прощание старик, залезая в вагон отходящего поезда.
Несмотря на то, что Сергей Федорович старался стереть из памяти эту историю, взгляд таинственного аптекаря не давал ему покоя многие годы. И вот сейчас, по прошествии стольких лет, он снова встретился с ним. К старой тайне добавилась новая. Сколько Сергей Федорович ни убеждал себя, что это невозможно, что это всего лишь случайное сходство, беспокойство и странное ощущение от соприкосновения с прошлым не отпускали его и не давали уснуть до самого утра.
АМаксима ночью мучили кошмары. Ему снилось, что он лежит связанный в какой-то аптеке, причем не в обычной, современной, вроде той, что расположена в соседнем доме, а старинной, средневековой. Царил полумрак, его рассеивали только несколько свечей, светивших как-то слишком тускло. Лекарств там, естественно, было немного. На почетном месте стояла касторка и баночки с пиявками. На самом видном месте, над дубовым прилавком, висело распятие; видимо, для того, чтобы хозяина ни в коем случае не заподозрили в чернокнижии. Но все это мальчик лишь смутно видел через полуприкрытую дверь. Сам же он находился во внутреннем помещении аптеки, там, где жил сам хозяин.
В этой, еще более темной комнате по аккуратным полочкам было расставлено полным-полно всяких склянок, пустых и с разноцветными жидкостями, выглядевших очень старыми. Среди цветов явно преобладал красный. Вдоль стен стояли шкафы с книгами, сплошь толстенными фолиантами в темных переплетах. На веревочках висели сушеные змеи, мыши и жабы. А в глубине комнаты виднелись скелеты и просто черепа, ухмыляющиеся мертвым оскалом и аккуратно расставленные по размеру. Афанасий Семенович, а хозяином был именно он, совершенно такой же, как в жизни, но очень возбужденный и со странным, прямо-таки безумным взглядом, ходил, почти бегал взад и вперед в какой-то черной мантии с большим ножом в руках. Старик оживленно жестикулировал, и его здоровенный кинжал в такт движениям то опускался, то поднимался, готовый в любую минуту совершить свою кровавую работу. Сам аптекарь обращался к Максиму резким, каркающим голосом на незнакомом языке, хотя мальчик, как ни странно, его прекрасно понимал. «Ты моя очередная жертва. Я поступлю с тобой, как с Мишей», – выкрикивал аптекарь и хищно улыбался. Как коршун, с каждым кругом приближающийся к беззащитной перед острыми когтями и клювом жертве, старик кружил над мальчишкой. Он уже занес свое смертоносное оружие…