Они беседовали часами за обедами в Белом доме, в доме Гувера, на президентской яхте Никсона. На ужине на четверых в «Секвойе» присутствовал начальник штаба Никсона Х. Р. Холдеман. «Почти невероятный разговор, — написал Холдеман в своем личном дневнике. — Дж. Эдгар все говорил и говорил», подробно излагая «крупные операции ФБР». Гувер был «настоящим героем былых времен», и Никсон был «очарован им» [455] .
В конце 1968 года Гувер приходил к Никсону в штаб-квартиру президентской сменной команды в изысканный отель «Пьер» в Нью-Йорке. Его «лицо было багровым и одутловатым» [456] , и «он выглядел нездоровым», вспоминал Джон Эрлихман, который служил советником Никсона в Белом доме и посредником Гувера в связях с Белым домом. Но власть его слов не уменьшилась.
Гувер сказал Никсону, что ему следует быть осторожным в телефонных разговорах с Линдоном Джонсоном в период передачи власти от одной президентской команды другой и тогда, когда он приступит к исполнению своих обязанностей. Его телефонные разговоры могут прослушиваться. Гувер объяснил, что войска связи США контролируют систему связи президента и отслеживают звонки, поступающие через коммутатор Белого дома; насколько понял Никсон, какой-нибудь капрал мог подслушивать разговоры президента.
Затем директор открыто напомнил Никсону о возможностях слежки, которые имелись в распоряжении президента. Спустя годы Никсон по распоряжению конгресса был вынужден сделать официальное заявление о том, что сказал ему в тот день Гувер.
Гувер подчеркнул, что ФБР «осуществляло без ордеров на обыск» [457] проникновения в помещения и вело тайное наблюдение за всеми президентами, начиная с Франклина Делано Рузвельта, как сказал Никсон. Действия Бюро включали «несанкционированные проникновения в помещения и перехваты голосовых и неголосовых сообщений». Особенно умело Бюро отслеживало источники утечки информации, доверительно сообщил Гувер. Прослушивание телефонных разговоров было «самым эффективным средством», которое оно имело в своем распоряжении.
Никсон также узнал от Гувера, как лгать конгрессу о прослушивании телефонных разговоров и не быть пойманным на лжи.
«Это была обычная практика господина Гувера, — сказал Никсон во время тайной дачи показаний под присягой обвинителям во время Уотергейтского процесса, с документов которого был снят гриф секретности в ноябре 2011 года. — Он рассказал мне об этом. Он сказал: «Знаете, приблизительно за месяц до того, как я иду давать показания в Комитет по ассигнованиям, я приостанавливаю прослушивание телефонных разговоров… чтобы когда они зададут мне вопрос, прослушиваем ли мы кого-либо, я мог сказать «нет». Как только Гувер заканчивал свои ежегодные появления в конгрессе, ФБР снова возвращалось к прерванному занятию.
На протяжении пятидесяти лет Гувер всегда стоял на своем в этом вопросе, и он всегда формально говорил правду» [458] .
Никсон возродил традиции ФБР относительно прослушивания телефонных разговоров, установления жучков и незаконных проникновений в помещения и обысков. Они быстро стали частью политической культуры Белого дома при Никсоне. Он вернул Гувера на поле политической битвы.
«Справиться с этим можно было только одним способом»
Никсону представлялись апокалиптические видения революции в Америке; его мрачные мысли глубоко засели в нем благодаря политическим убийствам, восстаниям в гетто и антивоенным маршам 60-х. Его торжественная процессия при вступлении в должность 20 января 1969 года натолкнулась на недолгий, но яростный град летящих камней, бутылок и пивных банок, брошенных сотнями протестующих против войны. В ходе предвыборной гонки мантра Никсона была: «Соедини нас». Люди, которые, как он считал, разрушали Америку, посылали проклятия его черному лимузину, когда тот катился к Белому дому.
Первые дни его президентства были отмечены тревожными взрывами и перестрелками: радикалы напали на армейские вербовочные пункты и центры службы подготовки офицеров резерва; пуэрто-риканские националисты взорвали призывную комиссию в Сан-Хуане; чернокожие активисты-снайперы атаковали полицейских. Гувер провозгласил партию «Черная пантера» и ее фотогеничных лидеров величайшей угрозой для внутренней безопасности Соединенных Штатов. Начальник разведки ФБР Билл Салливан сумел внедрить осведомителей в руководство этой партии, которая к 1969 году уже начала распадаться на части. Но у ФБР не было информации о студенческом движении, а студенты беспокоили Никсона больше всего.
Никсон боялся, что они представляют собой антиправительственную угрозу, такую же мощную, как и Советы, китайцы и вьетконговцы. В одном из своих первых главных обращений к народу он говорил о беспорядках в студгородках американских университетов.
«Так начинают гибнуть цивилизации» [459] , — сказал он. Он процитировал Йейтса: «Все распадается. Центр не может удержать. Никто из нас не имеет права полагать, что этого не может произойти здесь».
В Америке происходило изменение соотношения сил. Никсон переделал Верховный суд, назначив судей с «правыми» убеждениями. Он неоднократно клялся вновь восстановить уважение к закону и президентской власти. Он назначил глубоко консервативного Джона Н. Митчелла министром юстиции для восстановления порядка в Соединенных Штатах и продолжил политическую традицию ставить руководителя президентской избирательной кампании во главе министерства юстиции. У Митчелла были манеры человека, спокойно попыхивающего трубкой, и горячая преданность президенту. Он делал все, чего хотел от него Никсон, и относился к Гуверу с уважением, которого требовал директор ФБР. «Министры юстиции редко руководили господином Гувером, — сказал Никсон. — Это было трудно сделать даже президентам» [460] .
С самой своей первой недели пребывания в должности Никсон потребовал разведданных на радикалов. «Он хотел знать, кто это делает и что делается, чтобы поймать вредителей», — писал Эрлихман. Президент велел своему советнику в Белом доме пойти к Гуверу, представиться «его другом и доверенным лицом Белого дома» [461] и наладить прямой канал секретной связи между ФБР и Белым домом.