«Мы потеряли Тхе, — сказал Линдон Джонсон своему помощнику накануне выборов. — Он думает, что мы его ликвидируем» [449] .
ФБР обнаружило доказательства заговора с целью саботажа планов Джонсона по прекращению огня во Вьетнаме. Заговор показался президенту делом рук организаторов избирательной кампании Никсона.
За три дня до выборов Джонсон сказал, что он «лично следит за информационным потоком» — телефонными звонками и телеграммами, перехваченными в посольстве Южного Вьетнама сотрудниками ФБР и АНБ, — и что он выявил план Никсона торпедировать мирные переговоры. Он отдал приказ ФБР поместить под наблюдение Анну Шенно — самую известную представительницу китайских антикоммунистов.
Линдон Джонсон заподозрил, что она посредник у Никсона. Из штаб-квартиры ФБР было послано совершенно секретное сообщение президенту в понедельник 4 ноября — в день накануне выборов: «Анна Шенно отправилась в своем «линкольне-континентале» из дома во вьетнамское посольство, где оставалась приблизительно тридцать минут». После этого, по сообщению ФБР, она доехала до дома номер 1701 по Пенсильвания-авеню и вошла в комнату 205 — необозначенный офис избирательной кампании Никсона.
Джонсон суммировал то, что он узнал о деле Шенно, накануне выборов. «В посольстве Южного Вьетнама она говорит, что она курьер, — и так оно и есть… Она сказала: «Я только что узнала от своего босса… А вы скажите своему начальству, что нужно продержаться еще немного». В этом все дело».
Никсон выиграл президентское кресло с очень небольшим перевесом, который составил меньше полумиллиона голосов, ориентировочно — 1/7 процента избирателей. Мирное соглашение, безусловно, сработало бы в пользу Хамфри.
Линдон Джонсон был убежден, что Никсон вступил с правительством Южного Вьетнама в тайную сделку, чтобы добиться победы на выборах. Суть была вот в чем: не заключайте мирного соглашения с Джонсоном и Хамфри, подождите, пока меня не изберут в президенты, я предоставлю вам лучшие условия.
«Ну, такая вот история, Дик, — сказал Джонсон в напряженном телефонном разговоре с Никсоном после выборов, почти обвиняя его в действиях, равносильных предательству. — Грязная история».
Никсон отрицал это до последнего дня своей жизни. Но этот разговор оставил у него неизгладимое впечатление о том, что президент Соединенных Штатов использовал ФБР для слежки за ним.
Президент и не думал публично выдвигать обвинение. Сам факт того, что он приказал ФБР поставить избирательную кампанию Никсона под наблюдение, был бы достаточно взрывоопасным. Но публичное обвинение в том, что Никсон торпедировал мирные переговоры, стал бы в политическом смысле эквивалентен ядерной войне.
Джонсону пришлось заключить с ним мир. 12 декабря он пригласил Никсона в Белый дом на двухчасовую встречу. Они нашли взаимопонимание в обоюдном восхищении работой Дж. Эдгара Гувера.
В Овальном кабинете Джонсон поднял телефонную трубку, и состоялся трехсторонний разговор между ним, Гувером и Никсоном. Этот звонок не был записан на пленку. Но Никсон запомнил, что президент сказал: «Если бы не Эдгар Гувер, я не смог бы выполнять свои обязанности главнокомандующего. Дик, вы придете к тому, что будете полагаться на Эдгара. Он оплот силы в городе слабых людей» [450] .
Ричард Никсон пришел к власти с высокими представлениями о мире на Земле. Если ему будет сопутствовать успех, он думал, что сможет заново объединить нацию, находящуюся в состоянии войны с собой. Если нет — он боялся, что Соединенные Штаты могут рухнуть.
Он хотел найти выход из войны во Вьетнаме. Он полагал, что может положить конец холодной войне с Россией и Китаем. Его политический расчет цены компромисса с лидерами мирового коммунизма был жестким: «Риск войны уменьшается, но риск завоевания без ведения войны, путем подрывной деятельности и с помощью тайных средств возрастает в геометрической прогрессии» [451] .
Его надежды были тесно связаны с тайным правительством в Америке. Его политика и планы — от ковровых бомбардировок до дипломатии разрядки — были тайными, скрытыми ото всех, кроме немногих доверенных помощников. Но он знал, что шансы добиться абсолютной секретности, к которой он стремился, были шатки.
«Я предупрежу вас сейчас, — сказал ему Линдон Джонсон в Белом доме в декабре 1968 года, — утечки информации могут погубить вас». Он посоветовал Никсону полагаться на Гувера, и только лишь Гувера, хранить его тайны и защищать его власть: «Вы будете полагаться на него снова и снова, чтобы поддерживать безопасность. Он единственный человек, которому вы можете полностью доверять» [452] .
Но Никсон никому не стал полностью доверять, даже Гуверу, человеку, которого он называл «своим ближайшим личным другом в общественной жизни» [453] .
Они были закадычными друзьями, по выражению Никсона, более двадцати лет. Гувер натаскивал неопытного новичка в конгрессе в 1947 году. Его обучение политической тактике в войне с коммунизмом стало главным опытом власти для Никсона. На протяжении 1950-х годов они сотню раз доверительно делились друг с другом своими мыслями. Гувер никогда не терял с ним связь; он был источником, из которого Никсон, оказавшийся в длительной ссылке из Вашингтона, черпал политические советы. Гувер был более чем источником секретной информации; он был доверенным политическим советником. Он никогда не прекращал подпитывать страхи Никсона относительно политического свержения.
Эти двое беседовали по крайней мере тридцать восемь раз с глазу на глаз или по телефону за первые два года работы новой администрации, прежде чем Никсон не установил скрытые микрофоны в Белом доме. Каждые несколько недель, по воспоминаниям Никсона, «он приходил один» [454] и обстоятельно говорил об угрозах, которые встают перед Америкой. «Многое из сказанного им было чрезвычайно ценным, — сказал Никсон. — И никогда не было утечки информации».