Синтия – шанс для Тадеуша. Тадеуш – шанс для Синтии. Съехаться, объединиться. Попробовать снова. Еще раз. Еще одни…
Ярмарка. Клоуны. Дети со сладкой ватой. Крики. Смех. Где-то плачет ребенок, бесстыдно нарушая атмосферу веселья. Родители спешат успокоить его, спешат успокоить себя. Молодые родители.
– Когда-то и мы были такими, – говорит Синтия.
Тадеуш кивает. Они останавливаются, чтобы купить пару билетов на представление фокусников. В шатре душно и мужчина в черном костюме вытаскивает из рукава одного за другим голубей. Рядом с ним в клетках рычит пара тигров. Дрессировщик щелкает кнутом. Тигры стихают. Мальчик лет пяти с измазанным мороженым лицом, дергает Синтию за рукав кофты.
– Где моя мама? – спрашивает потерявшийся мальчик.
– А как она выглядит? – спрашивает его Синтия.
– Ах, простите! – говорит мать мальчика. – Он у меня такой непоседа!
Она берет сына за руку и тянет ближе к сцене, чтобы он смог увидеть шоу. На вид ей не больше двадцати пяти. Синтия долго смотрит ей в след, вспоминает свою дочь, которая давно уже выросла. Выросла настолько, чтобы оставить мать, но не думать о том, чтобы обзавестись детьми.
Небо чистое, светлое. День только начинается. Народ прибывает. Дети, родители, даже клоунов и цирковых служащих, кажется, становится больше. Они бродят между пришедшими людьми и раздают рекламы тех или иных аттракционов.
– С парковки сейчас, наверно, не выбраться, – говорит Тадеуш.
– А ты хочешь уехать? – спрашивает Синтия.
Он пожимает плечами, встречается с ней взглядом, качает головой, видит палатку тира, выбивает с третьего раза нужную мишень из пневматического ружья, выбирает розового плюшевого медведя, дарит его Синтии.
– Боюсь, мне уже не шестнадцать лет, – улыбается она.
– Нужно было выбрать синего медведя? – улыбается Тадеуш.
Комната кривых зеркал. Билетерша на входе улыбается. Тадеуш отмечает ее белые зубы. Дверь открывается, пропуская их в длинный дорожный вагончик. Свет притушен. Зеркала вытягивают тела вошедших, искажают их, уродуют. Синтия улыбается, смотрит на свои неожиданно вытянувшиеся ноги. Хмурится, переводит взгляд на мужчину, который стоит рядом с ней. Стоит в зеркале. Мужчина совсем не похож на Тадеуша. Он высокий и стройный. Он напоминает ей кого-то из прошлого. Кого-то не совсем забытого. Синтия улыбается. Прошлое скребется где-то в груди. Перед глазами мелькают забытые мелочи. Она не знает, нравится ей вспоминать об этом или нет, но продолжает улыбаться. Кривое зеркало искажает ее лицо. Тадеуш вспоминает девушку из колледжа. Девушку, которую он давно уже забыл. Они встречались с ней меньше месяца, но что-то осталось, что-то липкое и не совсем приятное. В прошлом неприятное. Сейчас, все это вызывает лишь улыбку: юношеские обиды и разочарования, горести и печали. Тадеуш чувствует, как Синтия тянет его за руку, заставляя идти дальше. Они смотрят на свои отражения, смотрят на отражения друг друга и на зеркальной глади видят тени прошлого. Своего прошлого. Приходят воспоминания: хорошие и плохие. Ассоциации. Синтия напоминает кого-то из прошлого. Тадеуш напоминает кого-то из прошлого. Чувства. Мысли. Сомнения.
До выхода еще далеко. До выхода еще десяток зеркал, мимо которых нужно пройти. Но назад уже идти поздно. Чтобы не было впереди, придется пройти до конца вместе. Им. Синтии и Тадеушу. Пройти, чувствуя, как воспоминания прошлого меняют представление о партнере из настоящего. Меняют в соответствии с тем багажом, который несет каждый из них. И будут они вместе или нет, зависит от того, похожи их багажи или нет.
И остается пройти еще десять зеркал. Еще десять шагов. Вместе. А потом…
Нет. Алекс не верил. Никогда не верил. Не верил своим глазам, не верил чувствам. Не верил и маленькому демону по имени Своп. Не верил, потому что встретил его там, по ту сторону реальности, между мирами, среди тишины и холода. Встретил, еще когда был ребенком. Демон тоже бы ребенком. Так, по крайней мере, думал Алекс. Думал, потому что демон не умел даже говорить. Лишь твердил, не унимаясь: «Своп. Своп. Своп». Но с годами Алекс научил его говорить. И как только демон смог освоить язык, то сразу начал рассказывать Алексу о других мирах.
– Это те миры, которые вижу я? – спросил его маленький Алекс.
– Ты видишь то, что между мирами. Другие миры, намного страшнее. Из других миров могут прийти страшные твари.
– Такие же страшные, как ты? – шутил Алекс.
– Я не страшный! – обижался Своп.
Алекс смеялся. Смеялся, зная, что этот крохотный мохнатый демон его самый лучший друг. Друг детства. Но детство кончилось, и Алекс начал притворяться, что ничего не видит, ничего не замечает. Притворяться, что холод и тишина не приходят, что реальность не отдаляется от него. Он даже пытался не замечать маленького демона.
– Ты смотритель, черт тебя, возьми! – ворчал старый друг, вырывая Алекса из реальности в пространство между мирами в самые неподходящие моменты. – Когда-нибудь, ты должен будешь принять это. Такова твоя жизнь.
– Почему я? – кричал на него Алекс, когда притворяться, что он ничего не видит, не было уже сил. – Что во мне такого особенного? Выбери другого!
– Я не могу.
– Тогда пошел к черту! – Алекс зажмуривался и зажимал руками уши, пока не чувствовал, что холод и тишина отступили.
Он даже несколько раз обращался к психотерапевту, особенно после того, как женился, и родилась Китти, но доктор лишь слушал его и делал какие-то записи в своей книге, считая весь рассказ Алекса не более чем игрой ассоциаций. В итоге Алекс прекратил эти визиты, решил, что лучшим будет смириться и принять это, как раннее облысение, которое можно не замечать, если лишний раз не смотреться в зеркало.
Был солнечный летний день. Китти исполнилось три года. На окраине города открылся новый павильон, и Джинджер заразилась от подруги идеей купить недорогую, но обязательно настоящую картину в дом. Алекс не возражал. Они выехали из дома в десять. Стоянка была переполнена, и Алекс долго не мог найти свободное место. Китти крутила головой, хмурилась, наблюдая за многолюдной толпой. Дженнифер взяла ее на руки. Они прошли в павильон. Все еще пахло краской.
– Где-то здесь должны продаваться картины местных художников, – сказала Джинджер.
Они заглянули в пару магазинов с детскими игрушками, но Китти ничто не заинтересовало там. Джинджер купила дочери большие очки в форме сердечек с темными стеклами и долго смеялась, считая это забавным. Алекс молчал. С утра он чувствовал приближение чего-то недоброго. С утра все как-то затихало, начинало холодать.