— Так, а что за машина? Вы номер не запом нили?
— Зачем мне номер-то? — искренне удивился Котов.
Лариса же скептически посмотрела на мужа, думая, что он, даже если бы номер был ему жизненно необходим, все равно бы его не запомнил.
— Ну а что за машина-то?
— «Девятка», по-моему, или «восьмерка», что-то в этом роде.
— А цвет?
— Не помню, было темно. Но не светлая. Черная или темно-синяя.
— А женщину вам удалось рассмотреть?
— Не очень, конечно, да я и видел-то ее мельком. У нее лицо было закрыто козырьком кепки.
— Кепки? — встрепенулась Лариса.
— Ну да, и вы знаете, я вначале даже подумал, что это мужик. Потом уж рассмотрел, что все-таки женщина, — она свет включила в салоне. Даже не знаю, что их связывало с Татьяной, она определенно человек не ее круга. Явно не подруга и намного старше…
— По-моему, это Валентина, личный шофер Державиной, — задумчиво произнесла Лариса, — во всяком случае, по описанию очень похожа. Только есть одно «но»: Валентина перед этим привезла сюда Державина.
— Куда — сюда? — нахмурился Котов. — И зачем это?
— Да погоди ты! — отмахнулась раздраженно Лариса. — Сейчас не до этого. Татьяна отправлялась в это время якобы к подруге. Без машины, своим ходом. Ну, это естественно, чтобы никто не знал, куда она едет. По-видимому, она не доверяла Валентине по каким-то причинам… И мне кажется, что правильно делала, потому что сейчас Валентина превращается в подозреваемую номер один. По крайней мере, мы не знаем другого человека, который последним видел Татьяну живой.
— А откуда Валентина могла знать, куда направилась Татьяна? — спросил Карташов.
— Ну, она могла за ней проследить, — предположила Лариса. — Отвезла ко мне Василия, вернулась — та, наверное, была еще дома — и поехала вслед за ней. А потом дождалась, когда она выйдет, и окликнула. По-моему, все сходится.
Карташов молчал, обдумывая сказанное Ларисой.
— Кстати, — продолжала она, — когда милиция приехала к Державиным после того, как было обнаружено тело…
— Я прекрасно это помню, — подтвердил Карташов, — и Валентину, кстати, тоже… Машина еще во дворе стояла, она возилась с ней. Синяя «девятка»…
— Так вот, я думаю, что это Валентина и убила Татьяну, — заключила Лариса. — А потом как ни в чем не бывало вернулась в дом и стала ждать назначенного времени, чтобы ехать сюда за Василием.
— Так, все понятно, — двинул бровями Карташов. — Надо звонить Державину и выяснять, где проживает эта Валентина.
Лариса сама подошла к телефону и набрала номер Василия. Однако на том конце провода трубку никто не брал. Лариса уже отчаялась, но, когда насчитала уже тридцать гудков, трубку наконец-то сняли.
— Алло… — голос Василия прозвучал как-то глухо.
— Василий, это Лариса, — сказала она. — Ты так долго не подходил… Я уж думала, никого нет.
— Извини, я спал. Я сегодня очень устал, — произнес заспанным голосом Державин.
Лариса подумала, что он наверняка опять целый день пил, но не стала об этом спрашивать.
— С тобой хочет поговорить капитан Карташов, — только и сказала она.
— Зачем? — удивился Василий.
— По поводу одного важного дела, — уклончиво ответила Лариса и передала трубку капитану.
Карташов хмуро спросил:
— Гражданин Державин? На проводе Карташов. В интересах дела нам надо знать адрес вашего шофера Валентины… Зачем? Я же сказал — в интересах следствия…
В разговоре установилась пауза, которая продолжалась где-то минут пять — Державин искал записную книжку. Наконец он сказал адрес и еще раз попытался выяснить, зачем же Карташову понадобилась Валентина.
— Пока я не могу сказать вам ничего конкретного, — отрезал следователь и положил трубку на рычаг. — Ну что ж, пора по коням, — выдохнул он, глядя на бумажку с адресом Валентины Михайловны Мартыновой, тридцати восьми лет от роду.
Лариса попросила Карташова взять ее с собой на задержание, на что он нехотя согласился.
Через двадцать минут опергруппа в сопровождении Ларисы и Евгения подъехала к панельной девятиэтажке. Милиционеры поднялись на третий этаж, и Карташов позвонил в деревянную, окрашенную грязно-салатной краской дверь. Им открыла смуглая девочка лет двенадцати и, увидев за спинами Карташова и супругов Котовых людей в милицейской форме, испуганно спросила:
— Вы к кому?
— Это квартира Мартыновых?
— Да, — еще более испуганно ответила девочка.
— Валентина Михайловна дома?
— Мама, тут тебя спрашивают! — Она повернулась в сторону кухни.
Моментально в прихожей показалась уже знакомая Ларисе Валентина в домашнем фартуке, запачканном мукой. Руки у нее были в тесте, а голову покрывала косыночка.
— Что случилось? — пробасила она.
— Я попрошу вас проехать с нами в отделение, мы вам все объясним, — покосившись на девочку, объявил Карташов.
Девочка все-таки расплакалась. Оперативники тем временем быстро вошли в прихожую. Валентина как-то сразу сникла, ничего не отвечала, лицо ее практически ничего не выражало. Скорее всего она вошла в какой-то нервный ступор. Карташов, глядя на девочку, сказал:
— Позовите соседей, лучше кого-нибудь из женщин, пусть пока заберут ребенка к себе.
Девочка ничего не сказала, только посмотрела на мать испуганно-вопросительным взглядом. Валентина бесцветным голосом сказала ей, чтобы она не беспокоилась. Вскоре ребенка под мягкие уговоры увела к себе расторопная дама интеллигентного вида, появившаяся из соседней квартиры.
Потом оперативники пригласили понятых, двух старичков, и осмотрели квартиру. Евгений сразу же заявил, что видел под своим балконом именно эту женщину.
— Такую разве спутаешь! — поежившись, заявил он.
Когда осматривали вещи Валентины, то среди них попалось несколько выглядевших довольно нетипично для ее гардероба, в частности, и кожаная юбка.
— Это юбка Татьяны! — уверенно заявил Котов, взяв ее в руки. — Точно! Именно в ней она была тогда, в последний раз…
— Сейчас мы это запротоколируем! — бодро воскликнул Карташов, потирая руки.
Валентина стояла молча, ничем не выражая своего отношения к происходящему. Она даже не пыталась оправдываться и защищаться. Лариса про себя подивилась невозмутимости этой женщины, хотя еще не могла понять, чем она продиктована.
И всю дорогу, пока Валентину везли до отделения милиции в наручниках, она не выказывала никакого особенного беспокойства. Она упорно смотрела себе под ноги, лицо ее было каменным. Лариса подумала, что такое поведение скорее должно быть свойственно мужчине. Она не проявляла никаких эмоций, обычных в таком состоянии для представительниц слабого пола.