Денис очень естественно рассмеялся.
– Я возбудился, представляешь? Боялся за себя, за Денизу переживал, а в уголке души – хотел увидеть, как это бывает. Что-случается-в-кино-после-поцелуя… ты не забывай, ведь Милость Господня тогда была очень пуританской планетой…
Мне было не по себе. Я понять не мог, зачем Огарин вдруг выворачивает передо мной душу, вместо того, чтобы мирно встречать садящуюся яхту.
– Офицер вошел в ее комнату, – задумчиво сказал Денис. – То ли услышал что-то, то ли у него был детектор органики…
– Он… – не удержался я от вопроса, потому что капитан вдруг замолчал.
– Нет. Он не стал ее насиловать. Может быть, у него уже не стояло, ведь с захвата города прошло часа три. Может быть, он предпочел бы увидеть меня на месте сестренки. Может быть, не хотел рисковать, снимая броню. А может быть, офицер был моральным и честным человеком, который не собирался так гнусно поступить с маленькой девочкой.
– Скотина ты… сразу не мог сказать… – выдохнул я.
– Не мог. Так вот, офицер Денизу не изнасиловал. Просто выстрелил, очень точно и гуманно, в голову, в лоб. Я увидел… вспышка, потом у нее как-то странно выгнулись ступни, короткой судорогой, и с ноги слетела туфелька. Дениза упала, ее лицо оказалось рядом с моим, глаза раскрытые и удивленные, я тогда не знал, что у мертвых они всегда удивленные, и во лбу – крошечное черное пятнышко. Лазерный луч оставляет слабый след, а что мозги вскипели – видно не всегда.
– Зачем? – закричал я.
– Что зачем?
– Зачем он это сделал?
– Да чтобы не оставалось свидетелей, – удивленно ответил Денис. – Разве не понятно? Он сразу увидел, что в особняке найдется чем поживиться. И маленькая свидетельница разбоя никак не укладывалась в его планы. У сестры на шее было ожерелье, не ее, мамино, даже не знаю, когда она его надела и зачем. Видимо, чтобы быть привлекательнее. Офицер присел, порвал застежку, снял ожерелье… а меня так и не заметил. А я не увидел его лица. Только эмблему на перчатке – улыбающаяся мальчишечья рожица в пилотке набекрень. Кадетское училище. Он еще забрал со стола шкатулку с украшениями Денизы, но они были дешевыми, обычная бижутерия… потом шкатулку нашли выброшенной в саду. И так, наверное, тяжело было все тащить. Я пролежал под кроватью до следующего вечера. Лицом к лицу с сестрой. Меня оттуда вытащили полицейские из временных сил поддержания порядка, когда десант уже покинул город. Объяснили, что родители пропали, сестру убили мародеры из числа фундаменталистов, но теперь порядок восстановлен. Психологи со мной возились полгода. Кое-что еще было на счетах, и они старались. Я сказал, что все так и было. Я тоже старался. Объяснил, что хочу пойти в десант, который так доблестно нас спасал от бандитов. Что отказываюсь от наследства, от особняка, серебряного рудника в горах, чайной плантации… все подписал. Это очень понравилось администрации. Мне дали документы, что родители погибли в боях с мятежниками, все такое прочее… рекомендацию от имени правительства переходного периода… и отправили на Терру. Через месяц я поступил в кадетское училище, и на моем рукаве появилась нашивка – детская рожица в пилотке наперекосяк…
– Ты решил отомстить? – спросил я.
– Конечно.
– Это был курсант?
– Нет, взрослый. Кто-то из офицеров-преподавателей. Училище отправили на мятеж в полном составе, ведь понятно было, что сопротивления сильного не будет, а волчатам надо острить зубы.
– Ты убил его?
Огарин посмотрел на меня – с прежней веселой и снисходительной насмешливостью.
– Лешка, в училище три тысячи человек личного состава. Большинство посетило Милость Господню. Я искал. Караулил. Подслушивал. Но таким не хвастаются – когда кончается война. Там были подлецы – но вот они как раз не попали в десант. И я решил, что взорву училище. Полностью. Захвачу арсенал, и… Маленький я был, и уверенный в себе. Знаешь, у меня бы получилось. Я очень старался. Я помнил глаза сестренки… такие удивленные глаза. Вот только, когда я действительно смог бы захватить арсенал, кроме одного врага у меня был не один десяток друзей. Даже среди тех, кто топтал мой город.
– Ты его не нашел?
– Нет. А ведь, наверняка, его видел. Отдавал ему честь. Хохотал, когда он шутил на занятиях. Прижимался к груди, когда было тоскливо, и хотелось ласки… они там все хорошие психологи, и знают, что даже волчатам нужна нежность. Я видел его глаза, но не знал, кто он. Так вот все и случилось. Я покинул свой уютный тихий мирок, и отправился странствовать по большому миру.
Корабль был уже совсем низко. Садился он где-то в километре от нас, садился красиво, пританцовывая в воздухе, без той неуклюжей мощи, что свойственна грузовикам и лайнерам. Яхта жила в небе, была его частью, будто одна из падающих звезд вдруг превозмогла судьбу и научилась не падать – летать…
– Зачем ты мне рассказал эту историю? – спросил я. – Пять лет не рассказывал, и вдруг…
– Чтобы ты знал, Алексей, на что похож тот большой мир, куда ты так рвешься.
– Денис, я же сказал, подарок твой – не возьму! И тот большой мир мне не светит! Только во сне. Я скоро на Ольге Ноновой женюсь, и стану достойным членом общины!
– На ком? – Огарин захохотал. – А может, тебя лучше пристрелить?
– Как знаешь… – буркнул я.
– Пошли… горе ты ходячее, – Денис обнял меня за плечи и почти потащил вперед. – Подумай пока над моим рассказом, ладно? Пошли, на яхту посмотрим…
– Я не ребенок, вокруг туристов шастать…
– Идем. Мне скучно, а тебе все равно интересно.
Так вот и получилось, что выслушав рассказ Огарина, я покорно пошел за ним – к опустившейся далеко впереди яхте. Денис шел, небрежно помахивая зажатым в руке телефоном, будто это грозное оружие, а впереди – пираты. Я почти год и принимал этот неуклюжий армейский переговорник за бластер, пока капитану, нет, тогда еще – лейтенанту, ни позвонили при мне. Любил он надо мной пошутить, героический звездный воин, пришедший в армию, чтобы убить другого героя…
Яхта уже виднелась впереди. Обтекаемая, каплевидная, похожая немного на того кита из букваря, что проглотил Иова…
– Пожалуй, новая модель… – буркнул Денис. – Хорошо…
Что ему-то за дело… хоть старая, хоть новая… хоть из картона соплями склеенная…
Я даже решил съязвить, на что решался редко, что ему придется лететь не на такой красавице. Но тут телефон в руке Огарина заверещал.
– Да… – не останавливаясь ответил он. – А кто же… Ага. Ясно. Где? Сколько? Ладно… сажайте. И поднимай всех. Ничего… пинками.
Спрашивать я не решился. Но он, не поворачиваясь, объяснил сам: