Вот только между этими концами великого торгового пути еще засело разное мелкое княжье, завидующее чужим успехам…
Но сейчас Ингвару не хотелось об этом думать.
Стояла осень; Свенгельд пока еще оставался с частью дружины в Пересечене, а Ингвар вернулся домой, в Киев, собирать урожай дедней и новой славы.
Даже за эти три года Киев изменился.
– Посмотри! – Мистина придержал коня и показал плетью. – Помнишь, мы на этом пустыре в «русь и хазар» играли, а теперь тут кто-то, вон какой двор выстроил!
– Да я уж наигрался, – буркнул Ингвар. – Три года без передыху…
– Хоромы знатные! – добавил Мистина с оттенком небрежной зависти. – Изба, и хлев, и клеть, и погреба – небось торговый гость какой поставился.
Они выехали вдвоем прокатиться и посмотреть, что изменилось за время их отсутствия. Казалось бы, три года – небольшой срок для поселения, которое стоит здесь уже веков пять и помнит битвы Сварога со Змеем Горынычем. Однако в прежнее время была заселена лишь вершина Киевой горы и кое-какие урочища внизу. Зато при жизни последних двух поколений Киев рос поистине как на дрожжах: при Олеге Вещем поселение на днепровских кручах избавилось от власти хазар, более того, сюда стала поступать дань из соседних земель.
– Теперь не то еще будет! – Мистина хмыкнул и шутливо толкнул Ингвара в плечо. – Да ты и сам можешь уже себе двор взгородить – посильнее этого! Не думал, а? Хозяйку приведешь… Теперь все девки твои!
– Да ну! – Ингвар поморщился и отмахнулся. – Себе хозяек ищи…
– А что, я дело говорю! – не отставал оживившийся Мистина. – Не будешь же и дальше в отроках у Олега сидеть! Ты теперь – не репа с ушами, ты – воевода, победитель, князь! Верно говорю! Хочешь, сегодня же с Олегом разговор заведем? И пусть невесту тебе ищет, где знает сам, хоть Солнцеву деву! Раз уж его родичи тебя так с прежней подвели…
– Да пусть ее леший берет! – выругался Ингвар. – И тебя вместе с нею!
Хлестнув коня, он помчался вдоль ряда дворов, спускаясь к Подолу.
Совсем недавно, казалось, он был почти пуст, а теперь на верхних уступах склона – нижний каждую весну заливался Днепром – теснились соломенные крыши. Внизу толпились у причалов всевозможные лодьи, от крупных торговых, вмещавших по два-три десятка человек, до простых рыбацких долбленок.
Мистина, ничуть не обиженный, со смехом поскакал за ним. Его вообще сложно было обидеть. «Я не обижаюсь, я сразу убиваю», – говорил он.
Мистина приходился родным сыном воеводе Свенгельду. Он был на пару лет старше Ингвара, они выросли вместе. Однако трудно было найти в дружине других двух столь же непохожих людей. И если из встречных один знал этих парней, а другой нет, то когда первый толкал другого локтем и говорил: «Смотри, княжич Ингорь едет!» – то другой, кланяясь, непременно смотрел на Мистину, едва замечая его спутника.
Мистина был на голову выше Ингоря (он вообще был самым высоким парнем в дружине), широк в плечах, с длинными руками и ногами. Длинные густые светло-русые волосы он расчесывал нечасто, а просто убирал назад и связывал в неровный хвост. Продолговатое лицо с довольно правильными грубоватыми чертами выдавало в нем уроженца Северных стран; дерзкие серые глаза придавали ему опасный вид. На людей он смотрел снисходительно-насмешливо, и хотя держался, как правило, дружелюбно и мог быть очень учтив, чувствовалось, что стать ему другом нелегко. Едва ли он хоть кого-нибудь на самом деле пускал в свое сердце; будучи всегда окружен людьми, он, казалось, вполне довольствуется дружбой с самим собой.
Умный, деловитый, толковый, распорядительный, притягательный и уверенный, он, несомненно, должен был далеко пойти.
Ингвар же рядом с ним почти терялся. Ниже ростом, хотя довольно коренастый и крепкий, с рыжеватыми волосами и неровно лежащей клочковатой юной бородкой, с грубоватым обыкновенным лицом, он по части вежества и красноречия сильно уступал сыну своего воспитателя. Хорошо он себя чувствовал только в походе или в гриде среди дружины. И впрямь казалось, что судьба совершила ошибку, именно ему позволив родиться в семье конунга. Не лишенный способностей, он почти не умел себя показать нигде, кроме как в схватке. Вот робким его никто бы не назвал: он был отважен, решителен, самолюбив, с детства привык к мысли, что должен защищать свои права и достоинство во враждебном окружении, и всегда готов был ринуться в драку.
Ничто не давалось ему легко, но зато он научился самому главному – упорству.
Мистина вскоре догнал его, они неспешно поехали рядом – мимо Подола, вдоль ручья.
Вдоль тропы теснились избушки и дворики за плетнями; собаки лаяли на двух всадников, припустил во все копытца поросенок, мальчишки бежали за конями, встречные кланялись. Двое отроков в замаранных серых рубашках тащили волокушу с глиной – накопали в овраге, где все жители брали глину для лепки посуды. За двориками вздымался поросший кустами крутой берег горы; построек на вершине отсюда не было видно.
А впереди расстилался Днепр, на котором даже крупные лодьи казались соринками. Он был одного цвета с небом и почти такой же ширины; взгляд невольно убегал вниз по течению, туда, где река и небеса сливались воедино.
Волхов, на котором Ингвар родился и провел раннее детство, тоже был священной рекой – он утекал на тот свет, и в тех краях это ощущалось очень ясно. У Волхова было свое небо, откуда он брал исток – серая, хмурая гладь озера Ильмень. На Волхове тоже случались ясные дни, когда вода его делалась насыщенно-синей, но и тогда не закрывал очей грозный бог Ящер, не смолкал едва слышный суровый шепот…
А Днепр тек в ярко-голубую вышину, обиталище солнечных богов. И ниоткуда, кроме как с киевских гор, это не было так хорошо видно!
Ингвар был уверен, что именно поэтому Олег Вещий выбрал сей городок, который в то время мало чем иным мог похвалиться. А вовсе не из-за греческих паволок, чудских куниц, баварской соли и угорских жеребцов.
– Я бы на твоем месте только об этом и думал, – добавил Мистина некоторое время спустя, будто их беседа и не прерывалась. – Все это, – он обвел плетью и причалы, и лодьи, и избушки среди зелени, – ну, пусть не все, но заметная доля, существует сейчас благодаря тебе, твоей отваге и удаче. И Олегу пришла пора с тобой поделиться.
– Я буду получать половину дани с уличей, – напомнил Ингвар.
– И половину отдавать нам с отцом! – оживленно подхватил Мистина. – А все почему? Потому что здесь князь – Олег, а ты… брат его жены. А был бы ты князь – и получал бы не половину дани, а всю.
– И твоя доля была бы вдвое больше.
– Это тоже важно! Но я забочусь о твоей чести.
– О своей позаботься. Как я буду править на Волхове и на нижнем Днепре одновременно? Портки треснут – туда-сюда шагать! Сколько мне крови попортит все это княжье по дороге, а то и сам Олег!
– А ты – ему! Если ты сядешь в уличах, им всем придется ходить в Миклагард мимо твоих земель. И кому они будут кланяться?