Ах, Линда, Линда.
– Вы были… – Мне трудно это выговорить, как будто я собираюсь сказать что-то непристойное. – У вас был роман с моей сестрой?
Он только молча кивает. А я думаю о своем небольшом смартфоне, который предусмотрительно прилепила скотчем к телу и который все записывает, и с нетерпением жду, когда Ленцен ответит. Но он ничего не говорит. Сидит и курит. Избегает смотреть мне в глаза. И мне становится ясно, что мы поменялись ролями. Теперь он не может вынести моего взгляда.
– Позвольте вас спросить, – говорю я.
– О чем на этот раз?
– Почему вы пришли ко мне?
Ленцен смотрит куда-то в пустоту.
– Вы не представляете, как все было, – говорит он.
На губах у меня появляется ироническая усмешка.
– Звонок в редакцию. Знаменитая писательница хочет дать интервью, непременно мне. Ничего не понимаю. Линда Конраде, имя вроде бы слышал в отделе литературы, но мне оно, в сущности, ни о чем не говорит.
Ленцен трясет головой.
– Шеф литературного отдела обижен, что его обошли. Он, естественно, хотел сам взять у вас интервью. Но мне на это плевать, мне даже интересен такой необычный для меня собеседник.
Ленцен горько смеется. Нервно затягивается, продолжает дальше.
– Ну и вот. Секретарь договаривается о времени интервью, получаю экземпляр книги, чтобы подготовиться.
Я вся дрожу.
– Читаю. Как обычно читают то, что нужно прочесть по работе. Мимоходом, то тут, то там, когда выдается минутка, в вагоне, на эскалаторе, пару страниц перед сном. Многое просто пробегал глазами. Я не большой поклонник детективов, в мире и без того много насилия, чтобы еще читать об этом в книжках…
Он понимает, как фальшиво это звучит в его устах, умолкает.
– Я ничего не заметил, – наконец говорит он, – пока не дошел до той главы, где это происходит.
Отмечаю, как он старательно избегает слова «смерть». Некоторое время он молчит, собирается с мыслями.
– Когда прочитал эту главу… Смешно. Сначала я даже не понял. Возможно, сознание отказывалось понимать, отталкивало от себя. Описанная сцена показалась мне поначалу всего лишь смутно знакомой, было в ней что-то неприятное, тревожное. Будто что-то из какого-то фильма. Не имеющее отношения к реальности. Я как раз ехал в поезде. И когда вдруг понял, когда до меня дошло, о чем именно я только что прочитал… Было… смешно. Как будто неожиданно вспомнил о чем-то таком, что давным-давно вытеснено из сознания. В первый момент захотелось просто отложить книжку. И подумать о чем-то другом. Все забыть. Но первая костяшка домино уже упала, и тут нахлынули воспоминания. Одно за другим. Тогда я был чертовски взбешен.
Он посмотрел на меня. Его глаза пугают меня.
– Я так старался забыть эту ночь. Так старался! И мне почти это удалось. Знаете, я… человек ведь живет. Работает. Человек ведь не сидит целыми днями и не думает о том, что было. По крайней мере, не каждую минуту…
Он теряет нить, закрывает лицо руками, погружается в себя, но снова выныривает, берет себя в руки, продолжает.
– Эти двенадцать лет я не слонялся по свету с единственной мыслью в голове, что я убил девушку. Я…
Он сказал это. Руки у меня так задрожали, что пришлось прижать их к бедрам, чтобы хоть как-то унять эту дрожь. Он сказал это! Он сказал, что убил девушку.
Ленцен несколько раз глубоко вздохнул.
– Но ведь я сделал это. Сделал. И книга напомнила мне об этом. А я почти забыл. Почти.
Растерянно смотрю, как он снова опускает голову и закрывает лицо руками. Какой он маленький, и как он себя жалеет. Но вот Ленцен снова выпрямляется. Не знаю почему, но он, похоже, решил ответить на все мои вопросы. Возможно, думает, что все равно мне никто не поверит. Возможно, хочет выговориться. Возможно, наконец решился, потому что понимает: ему не представится другой возможности поговорить об этом.
Ну нет. Тут не сеанс психотерапии. И я не для этого сюда пришла, и он прекрасно знает об этом.
– Когда я понял, о чем написано в вашей книге, начал наводить справки. Понадобилось не больше десяти минут, чтобы выяснить, что вы – сестра Анны.
Он смотрит на меня, когда произносит имя Анны, словно пытается разглядеть ее черты в моем лице.
– Я должен был прийти, – спокойно говорит Ленцен.
– Хотели узнать, что у меня есть против вас?
– Я думал, что у вас ничего нет против меня. Иначе вы бы давно позвонили в полицию. Но не был уверен на сто процентов. Я должен был прийти.
Он снова смеется своим безрадостным смехом.
– Маленькая миленькая западня, – говорит он.
– Но вы пришли в нее не с голыми руками.
– Естественно. На кону стояло все. Абсолютно все.
Чувствую угрозу, которая кроется в этих его словах. Но не боюсь.
Интересно, расскажет, если спрошу, как все было? И спрашиваю:
– А откуда взялась музыка?
– Первый раз из маленького плеера в сумке фотографа. А второй – из моего второго смартфона. Не того, что лежал на столе.
Надо бы насторожиться, почему он так свободно отвечает на все мои вопросы, но я просто продолжаю:
– А как вам удалось втянуть в это фотографа?
Уголок рта Ленцена дергается, словно он хочет улыбнуться, но забыл, как это делается.
– Он был обязан мне кое-чем. Очень обязан. Я представил ему все как безобидный розыгрыш. Сумасшедшая писательница, которая никогда не покидает дома, немножко выйдет из себя, и мы получим суперинтервью. Но вы не думайте о нем плохо. Ему не нравилась эта затея. У него просто не было выбора.
Вспоминаю, какие натянутые отношения были между Ленценом и фотографом.
– А зачем вы вообще все это затеяли? – спрашиваю я. – Весь этот спектакль?
Ленцен вздыхает, смотрит в пол. Он похож на фокусника, у которого на глазах у всех из рукава посыпались крапленые карты.
– Я должен был действовать наверняка. Чтобы вы не пошли в полицию и не навели их на меня.
Понимаю. Посеять во мне сомнения – верный способ заставить меня молчать. Распиаренная писательница, которая никогда не выходит из дома. Одинокая, взбалмошная, психически неустойчивая, почти полностью изолированная. И Ленцен, серьезный, уравновешенный мужчина. Неудивительно, что я попалась на его удочку. Я ведь ожидала чего? Лжи и насилия. Что он будет запираться до последнего, что он, возможно, попытается меня убить. И уж никак не настоящего шоу, которое он устроил, с реквизитом, статистами, музыкальным сопровождением. Потрясающе! Разве можно до такого додуматься? И разве можно в такое поверить, расскажи я кому.
– Вы пытались убедить меня, будто я убила собственную сестру, – гневно говорю я.