Шагнул из машины на лесную подстилку.
Темнело, и темнело слишком быстро.
Стук захлопнувшейся дверцы эхом отдался в лесу.
Потом обрушилась тишина.
Бёрк обогнул пень.
Тут не было снега, просто подстилка из слежавшихся сосновых иголок – и ничего, указывавшего бы на присутствие двери.
Итан открыл заднее окно «Бронко», опустил заднюю дверцу и схватил лопату и рюкзак.
* * *
Он копал уже полчаса, когда лезвие лопаты ударилось обо что-то твердое. Отбросив лопату, Итан упал на колени и руками вырыл остатки сосновых иголок, которые скапливались тут два, а может, и целых три года.
Дверь была стальной. В три фута шириной, четыре высотой, она блеснула на фоне земли.
Дверь была заперта на висячий замок, который годы дождей и снега почти превратили в порошок. Один сильный удар лопатой – и он сломался.
Итан вскинул на плечо рюкзак.
Зарядил ружье.
Повесил его под правую руку.
Вытащил большой пистолет и вогнал в патронник обойму с разрывными пулями калибра.50.
Петли двери заскрипели, как грифельная доска, если провести по ней ногтями.
Внутри было темно – хоть глаз выколи. Из-под двери пахло влажной землей.
Итан вытащил из-за ремня «Маглайт» [42] , включил его и пристроил на «Пустынного орла».
Ступеньки были вырублены в земле. Итан начал осторожно спускаться. Девятая ступенька оказалась самой нижней.
Луч света выхватил проход, обрамленный и поддерживаемый брусьями четыре на четыре дюйма. У конструкции был такой вид, будто ее сработали вручную и второпях, и она не внушала доверия.
Итан прошел под корнями дерева и вмурованными в землю камнями.
В середине проход как будто сузился, плечи Бёрка коснулись стен, и ему пришлось двигаться, как горбуну, чтобы не задевать головой потолок.
На середине пути Итану показалось, что он слышит сквозь землю, как гудит ограда, и благодаря астрономическому напряжению прямо над головой чувствует пощипывание, когда корни касаются волос.
Он ощутил тесноту в груди, как будто легкие его расширялись, но знал: это чисто психосоматическая реакция на то, что он идет по подземному пространству.
И вот он стоит у подножия еще одной земляной лестницы, и его фонарик озаряет вторую стальную дверь.
Он мог бы вернуться, взять лопату, неуклюже постучать по двери.
Вместо этого Итан вынул пистолет и взял на мушку заржавленный висячий замок.
Сделал вдох.
И выстрелил.
* * *
Час спустя Итан закрыл заднюю и откидную дверцы машины.
Вернул ружье на подставку.
Распростерся на крыше машины. Соленая влага жгла ему глаза.
Здесь, в мрачной глубине леса, свет почти померк. Было так тихо, что Итан слышал, как сердце стучит в груди, которой он прижимался к металлу. Когда он снова смог нормально дышать, он встал.
Ему было жарко, но теперь пот холодил кожу.
– Какого дьявола ты затеял?
Итан резко обернулся.
Пэм стояла, вглядываясь сквозь тонированное стекло в заднюю часть «Бронко». Она возникла словно бы ниоткуда. Одетая в обтягивающие голубые джинсы, которые подчеркивали ее фигуру, и в красную безрукавку, со стянутыми в «конский хвост» волосами.
Итан присмотрелся к ее тонкой талии. Насколько он мог видеть, она была не вооружена, если только не припасла что-нибудь компактное за поясом сзади.
– Проверяешь меня, шериф?
– У тебя есть оружие?
– Ах, верно! И только из-за этого ты пожираешь меня глазами…
Пэм подняла руки над головой, как балерина, приподнялась на носках теннисных туфель и быстро крутнулась.
Оружия у нее не оказалось.
– Видишь? – сказала она. – В этих джинсах нет ничего, кроме маленькой старушки меня.
Итан вынул пистолет из кобуры. Сжал его в опущенной руке. Увы, не заряженный.
– Это большой пистолет, шериф. Ты ведь знаешь, что говорят о парнях с большими пистолетами.
– Это «Пустынный орел».
– Пятидесятого калибра?
– Верно.
– Из этой твари можно уложить медведя.
– Я знаю, что ты сделала с Алиссой, – сказал Итан. – Я знаю, что ее убили вы с Пилчером. Зачем?
Пэм рискнула сделать шаг к нему.
Их разделяло восемь футов.
– Интересно, – сказала она.
– Что?
– Теперь я сократила дистанцию между нами. Два шага – два больших шага, – и я смогу очутиться в твоем личном пространстве, однако ты мне даже не пригрозил.
– Может, я хочу, чтобы ты очутилась в моем личном пространстве.
– Я была в твоем распоряжении, а ты предпочел трахнуть свою жену. Что меня беспокоит – не дает покоя, если хочешь, – это то, что ты прагматик.
– Я не улавливаю мысли.
Но он уловил.
– Ты говоришь мало и еще меньше вешаешь на уши лапшу. Это одна из причин, которые заставили меня тебя хотеть. Рискну предположить, что если бы в этом пистолете были патроны, ты бы уложил меня, вышиб из меня дух. Я имею в виду – при данном раскладе тебе ничего другого не остается, верно? Я кое-что просекла?
Она сделала к нему еще один шаг.
– Но кое-чего ты не учла, – сказал Итан.
– О?
– Может, я по другой причине хочу, чтобы ты очутилась в моем личном пространстве.
– И что это может быть за причина?
Еще один шаг.
Теперь он чуял ее запах. Шампунь, которым она мылась нынче утром. Ее мятное дыхание.
– Пристрелить – слишком уж безлично, – сказал Итан. – Может, вместо этого я хочу пригвоздить тебя к земле и забить до смерти голыми кулаками.
Пэм улыбнулась.
– У тебя уже был шанс это сделать.
– Помню.
– Ты внезапно набросился на меня. Это был нечестный бой.
– Для кого? Я был отравлен, хрена ради.
Итан поднял пистолет и направил ей в лицо.
– На конце этого пистолета есть солидная дыра, – сказала Пэм.
Итан большим пальцем взвел курок.
На одно биение сердца – нерешительность в ее глазах.
Она моргнула.
– Думай долго и усердно, – сказал Итан. – Ты хочешь, чтобы изо всех моментов, которые ты пережила в жизни, именно этот стал последним? Потому что дело быстро идет к тому.