Повернувшись на спину, он поглядел в смутно белеющий над ним потолок — сколько раз, еще с детства, приходилось слышать, что человек сам хозяин своей судьбы. Разве он не хозяин себе? Но тут же стало страшно принимать окончательное решение, ломать разом все накатанное, привычное, милое сердцу до того, что без боли и крови уже не оторвать. Подождать, поглядеть, как все дальше станет поворачиваться, каким боком? Пожалуй, только не затягивая.
Прислушался — кажется, Таня заснула? Тогда он начал гладить ее, будить, настоятельно требуя любви и ласки, боясь сознаться самому себе, что хочет спрятаться, раствориться в ней, чтобы уйти от неотвязных мыслей, загнать их в самую глубину души, придавив любовными утехами, как прессом. Сколько раз она уже спасала его подобным образом, пусть и сейчас спасет, спрячет, заставит обо всем забыть. А он будет ей благодарен за это, обязательно будет…
* * *
Когда машина Котенева неожиданно свернула в переулок и исчезла, сидевший за рулем следовавших за ней «жигулей» Ворона не стал особенно беспокоиться — куда денется, проскочит на параллельную улицу и опять появится. Но машина Михаила Павловича не появилась.
— Тварь безрогая! — зло выругался Анашкин, беспомощно рыская глазами. — Вечно темнит, мудрила.
— Чего делать будем? — прервал его Олег Кислов. — Вдруг он на Петровку подался? Или еще куда?
— А куда? — все еще надеясь, что вот сейчас он увидит знакомые «жигули», тянул время Ворона.
— Куда, куда? — зло передразнил Олег. — В прокуратуру, вот куда, баранья голова! Заявит, и начнут рыть нам могилку.
Анашкин перестроился в левый ряд и развернул машину.
— Куда рулишь? — завозился на своем месте Кислов.
— На Петровку, — буркнул Ворона, — если он туда примчался, то с машиной все равно внутрь не пустят. Значит, он ее на улице оставит, а мы проедем там по всем переулкам и поглядим.
До Петровки ехали молча. Олег сосал одну за другой сигареты, а Гришка вертел по сторонам головой, высматривая «жигули» Котенева.
Несколько раз объехали вокруг здания Главного управления внутренних дел, прокатились по переулкам, но и там нигде не увидели знакомой машины.
— Ну, двинем к прокуратуре? — предложил Ворона.
Олег в ответ только кивнул.
Около часа ушло на то, чтобы съездить к прокуратуре Союза, потом Федерации, Москвы и района, но и там их ждала неудача.
— Давай по адресам, — решил взять инициативу в свои руки Кислов. — Если не найдем, придется подаваться к Аркадию, пусть сам решает.
Около дома Михаила Павловича его машины тоже не было. Ворона начал нервничать, выезжая со двора, чуть было не врезался в столб и долго матерился, поминая недобрыми словами Котенева и всю его родню до седьмого колена. Кислов вжался в сиденье и думал, что они скажут Аркадию, — вдруг проклятый миллионер-подпольщик решил удариться в бега или, того хуже, сумел незамеченным проскользнуть в милицию? Денежки у него есть, это точно, и денежки немалые. Когда пришли они к нему под видом обыска, сначала было не по себе — вдруг все умопостроения Лыкова просто бред и Ворона навел не туда? Но ушли не с пустыми руками. Правда, Аркадий без устали твердит, что взяли сущую мелочь, что должен быть у друзей-мафиози свой казначей — либо Рафаил, либо толстый Лушин. Может, оно и так, может, плохо искали у Котенева — опыта-то нет. Но куда он, проклятый, сегодня запропал?
Во дворе Лушина опять не увидели машины Михаила Павловича, и тут уже нервная дрожь начала бить и Кислова — неужели влипли?! Торопливо погнали к дому Хомчика и, не обнаружив и там искомого, поехали к Татьяне Ставич.
Только увидев около ее подъезда знакомый жигуленок, оба успокоились и позволили себе расслабиться.
— Фу, — вытирая потный лоб, вымученно улыбнулся Олег. — Пронесло на сегодня. Мотаем отсюда. До утра он как пить дать не выберется.
— Почему? — Ворона прикуривал, от волнения ломая спички. Ну и денек, чуть не обделался от нервных стрессов. Не зря в газетах пишут, что они вредные для здоровья.
— Чудо в перьях, — с облегчением засмеялся Кислов. — Разве от такой бабы быстро уходят? Ты ее видел?
— Видел, ну и что?
— Тогда сам подумай. Слушай, давай сейчас тачку поставим и возьмем бутылочку. У меня облигации есть, Аркадий дал разменять в сберкассе на деньги.
— Только у таксистов-пиратов брать сейчас, — трогая машину, авторитетно сказал Ворона. — Ты это, — покосился он на Олега, — не болтай там, что он от нас полинял. Лады, паренек?
— Договорились, — согласился Кислов.
— Заметано, — повеселел Ворона, — сейчас все в лучшем виде устроим. Тачку, пожалуй, ставить не будем, а возьмем пузырек — и к тебе, там заночуем, а утром подброшу куда надо…
Сколько сразу навалилось забот! Первое — где в мизерной по площади квартире спрятать пистолет? Раньше Аркадий никогда не задумывался над проблемой создания тайников, поскольку прятать было просто нечего. Чего спрячешь со скромной инженерной или мэнээсовской зарплаты — разве банку консервов или книжку, которую спер в библиотеке?
Куда деть оружие? Опять отдавать его на хранение Жедю почему-то не хотелось, а спрятать, как оказалось, практически негде — под ванной может поржаветь, а машинка и так далеко не новая; в трубу, за решетку вентиляции, не пролезает; пол не поднимешь — это тебе не паркет в старых домах, тут везде линолеум. Помыкавшись, он решил сунуть «парабеллум» в диван, предварительно завернув пистолет в тряпки и клеенку.
Второе — куда девать деньги? Взятое у Котенева Аркадий разделил: Кислову были выданы облигации, с тем чтобы он обменял их в разных сберегательных банках на наличные деньги; Жедю отданы золотые побрякушки жены Котенева, а деньги Лыков взял себе. Их оказалось много, столько в руках Аркадия никогда еще не бывало. Сначала он хотел спрятать их между листами книг, стоявших на полках, но потом понял, что его книг не хватит, чтобы рассовать по ним все купюры. Поколебавшись, сунул толстую пачку в телевизор, сняв с него заднюю крышку панели и потом аккуратно поставив ее на место.
Эти заботы как-то отогнали беспокойство и страх, поселившиеся в душе после посещения квартиры Михаила Павловича.
Сначала, когда поехали к подпольному миллионеру, Аркадий нервничал — все время казалось, что Жедь не так надел милицейскую форму, которую он где-то раздобыл; потом чудилось, что двери не откроют, а если откроют, то могут позвать соседей или усомниться в подлинности ордера на обыск, который достал тот же вездесущий Жедь. Хотя какой там ордер, приличная фальшивка. И всю дорогу мешал непривычный пистолет: хотелось его переложить, перепрятать, чтобы не врезался то рукоятью, то стволом в разгоряченное, потное тело. Для себя Аркадий твердо решил не отступать — если что не так пойдет, то забыть про ордер и фальшивые удостоверения, а доставать оружие и требовать деньги. Но обошлось. Даже Витька Жедь вполне сошел за участкового в своем мятом кителе с криво пришитыми погонами.