– А таблетки?
– Нас ведь и без таблеток иногда перекидывает.
Внизу, скрипнув пружиной, грохнуло парадное. Зазвучали какие-то возбужденные голоса, среди которых Мухин расслышал и отцовский. Только теперь он не знал, радоваться ему своей задержке, или огорчаться. Настоящий смысл Людиных слов дошел до него не сразу, а спустя пару секунд. И этот смысл был пугающе прост: не нравится жизнь – умри.
Лифт был занят, и они направились по лестнице пешком. Навстречу, благо третий этаж – не десятый, поднимались посвежевшие гости. Виктор, почти не различая лиц, каждому что-то рассеянно объяснял, а сам не переставал искать отца.
Папа, отягощенный хозяйственной сумкой, шел позади и толковал с каким-то мужчиной. В сегодняшнем сабантуе это был персонаж новый. Мухин почувствовал, что тонкая ладошка из его руки медленно выскальзывает.
Людмила остановилась и, привалившись к стене, захлопала ресницами. Виктор снова посмотрел на отца – ничего особенного…
– Он…
– Что?
– Он… – выдавила Люда и показала пальцем на батиного спутника.
Мужчина выглядел лет на пятьдесят – вероятно, тоже из сокурсников. У него был по-американски твердый подбородок и какие-то неприкаянные, беззащитные глаза.
– Привет, ребята, – добродушно сказал незнакомец.
– Он… – в третий раз молвила Люда. – Это Борис…
– Курочки у меня хорошенькие, кролей сотня с лишком, этой весной еще поросят завел… – хвастал Борис, и все почему-то верили.
Ногти у него были холеные, как у дантиста, да и лицо для деревенского жителя казалось бледноватым, но врал он, надо признать, складно. В основном – про Дальний Восток, путину и водолазные работы.
Виктор и Люда, как порядочные дети, толклись рядом и слушали. Борис изредка косился в их сторону и будто говорил взглядом: «Сейчас, ребята, сейчас. Еще пару телег прогоню, и займемся делом».
Для того чтоб нормально вернуться домой, Мухину пришлось извиняться и перед матерью, и перед Юрием. Вроде, утряслось – списали на переходный возраст и временное помутнение. Людмила чмокнула старого похабника в щеку – за это он вынес из ванной пустую бутылку и приобщил ее к длинной шеренге под столом. Мама с присутствием чужой девушки постепенно смирилась и уже раздумывала, как бы ее половчей припахать на кухне.
Наконец Борису надоело трепаться, и он, взяв портфель из кожзаменителя, магическим жестом открыл замочки.
– Внимание!.. – Он эффектно извлек на свет два литровых пузыря, беленький и красненький. – Але-оп! Собственного разлива. Такого, господа, вы еще не пробовали.
– Самогон? – спросила мать.
– Дамам предлагается наливочка. Сливовая, по старинному рецепту. Я с одним дедушкой шифером поделился, а он мне – технологию приготовления. Способствует омолаживанию организма и восстановлению некоторых функций, – игриво сообщил Борис, – в том числе и тех, что были ему несвойственны даже в юности. Отказ, товарищи, приравнивается к саботажу.
Мухина от этого словоблудия уже подташнивало, но Люда подавала ему знаки, чтоб сидел тихо и не возникал.
– Я наливочки выпью, – сказал, почесав ухо, Юрий.
– Не переживай, здесь те же вещества, но в большей концентрации, – заверил Борис, трогая беленькую. Он набулькал каждому по рюмке, не забыв и о матери с двумя ее подругами. – Пьем!
Чокнулись и выпили.
Борис замер с загадочным видом, давая понять, что говорить ничего не надо, а надо следить за ощущениями. Все начали закатывать глаза и причмокивать, оценивая вкус, букет, жесткость воды и, возможно, что-то еще. Вскоре одна из маминых подруг схватилась за стул и не очень уверенно присела. Борис выждал еще несколько секунд и с облегчением выплюнул самогон в стакан.
– Ты чего это, Боря? – засомневался Юрий.
– Ложись, – ласково сказал он.
Юрий растерянно моргнул, но и вправду прилег. Легли и все остальные – кто-то сам, еще успев доползти до дивана, кто-то, не успев, – просто развалился на полу.
– Борис?.. – молвил Мухин. – Что у тебя там за вещества?
– Не бойся, это не опасно. Я им туда родедорма натолок. Завтра проснутся. Так… здесь нам будет не интересно, – он оглядел тела. – Вторая комната свободна?
Мужик в «детской» по-прежнему спал, и его за ноги отволокли к обществу.
– Ну, здравствуйте, ребята, – еще раз сказал Борис.
– Слушай, у нас проблема, – пожаловалась Людмила. – Все сроки прошли, а мы…
– А вы вернуться не можете, – легко угадал он. – Это я вас тут придержал. Не успевал за четыре часа приехать. Я ведь действительно за городом, в глухомани. А поговорить не мешало бы. Я тебя, Витя, просил, чтоб ты был поосторожней…
– «Мегатранс», что ли?! Попробуй, догадайся!
– Витя, не вынуждай меня думать, что я переоценил твои умственные способности.
– Ладно, все равно уже поздно. Твой «Мегатранс» проехал мимо, и мне он больше не пригодится.
– Это почему?
– Как почему?.. Убили меня. Я сам видел.
– Не знаю. Никто тебя там не убивал.
– Но вертолет…
– Это я, Витя, не в курсе. Вертолет, самолет… Твой ботаник жив-здоров. Сомневаешься – проверь.
Стул в комнате был только один, и на него села Людмила. Борис поправил на кровати сбитое покрывало и примостился с краю, у окна.
– А как дела у любезного Сапера? – осведомился он. – Ладится?
– Кажется, да, – ответила Люда. – Ты не против?
– Фью!.. Хоть на голове стойте! Все равно без толку. Пустое все…
– Что, Петр прав? У Немаляева не получится?
– Получится, получится… И Петя прав, и Костик прав… А третий стратег найдется – и он прав будет тоже… Только правоты этой вашей ненадолго хватит. Дней примерно на десять. Максимум – на две недели. Такой, ребятки, обвал идет!.. а вы из прутиков плотины строите.
– Борис, ты вообще понимаешь, что происходит?
– Что – ты и сама понимаешь. А вот почему – это вопрос… Посмеяться хотите? – неожиданно спросил он.
– Опять что-нибудь про кроликов?
– Опять, да… Юмор в том, что мир не всегда был многослойным. Кроме того, это явление локальное, и дальше Земли-матушки, скорее всего, не простирается. – Он выдержал паузу, но реакции не последовало. – Вы недостаточно собраны. Небось, бухали? Молодежь!.. Мы постоянно сталкиваемся с расхождениями в истории, верно? Каждый слой хоть чем-нибудь, да отличается. Есть слои как близнецы, а есть, наоборот…
– Боря, давай без лекций, – оборвала его Людмила.
– …но все расхождения начинаются только с пятидесятого года, – невозмутимо закончил он. – До тысяча девятьсот сорок девятого история везде совпадает – в каждом слое, а уж я их повидал много.