– Разве она не у всех напополам?
– Я не прикалываюсь. Позвоните за меня Абигейл Смит. Свой звонок я на вас потратил.
– Кто такая Абигейл Смит?
– Директор АМПНА.
Я передал Нидлмайеру ее визитку.
– АМПНА, – пробормотал он, разглядывая карточку.
– Вы помните.
– Не хотел бы, но помню.
– Скажите, что я хочу с ней встретиться. Сегодня. Пусть даже в психушке.
– Ты думаешь, что агентство замешано?
– О да, оно чуть ли не возглавляет список. – Я сунул кольцо в его пухлую руку. – И я хочу, чтобы это было у вас.
– Это? Альфред, это ведь…
– Печать Соломона. Спрячьте подальше и никому не говорите куда. Никому, понимаете?
– Даже тебе?
– Особенно мне.
Нидлмайер кивнул и дрожащей рукой опустил кольцо в карман пиджака.
– Он предупреждал меня, – сказал я.
– Кто?
– Сэмюэл. Говорил, что они могут действовать жестко.
– Очевидно, так и есть.
– Если, конечно, это они. Но кто еще?
– Альфред, позволь дать тебе совет. Возможно, после всего, что сегодня случилось, тебе лучше отдать миз Смит и ее коллегам то, что им нужно.
– У них был шанс, – ответил я. – Но я подумаю.
– Быть может, такова цена, которую ты должен заплатить.
– За что?
– За свою жизнь.
Патрульная машина доставила меня в больницу Святой Марии, где я угодил на психиатрическое отделение. Меня поместили в палату, которая запиралась снаружи. Внутри даже не было дверной ручки.
А также ни телефона, ни телевизора, и все – кровать, тумбочка, даже подоконник – обито поролоном. Никаких острых углов.
Я сел на стул и принялся теребить небольшое металлическое кольцо, которое свисало с края кровати. В изножье болталось второе. И с другой стороны – еще два. Я догадался, что в эти кольца продевают веревки, когда привязывают больных.
Через какое-то время медсестра принесла в палату поднос с едой и встала возле двери. Я сказал ей, что мне не по себе оттого, что она там стоит, и я бы лучше поел в одиночестве. Но она ответила, что это против правил, и в дальнейшем старалась не встречаться со мной взглядом.
– Когда они придут? – поинтересовался я.
– Кто?
– Специалисты, которые решат, псих я или нормальный.
– Не знаю, – ответила медсестра. – Мое дело – принести еду.
– А где у вас палата интенсивной терапии?
Она секунду помолчала, но все-таки ответила:
– На втором этаже.
Потом она постучала в дверь. Открыл санитар с приплюснутым, как у бульдога, лицом, и меня оставили одного. Навалилась страшная усталость, и я забрался в постель. Кроме еды, медсестра дала мне таблетку обезболивающего, и я подумал, что не стоит ее глотать, но все-таки проглотил.
Я закрыл глаза и попытался уснуть, но не смог. Как выбраться из комнаты с дверью без ручки, которая запирается снаружи, а в коридоре сторожит здоровенный санитар с бульдожьей рожей?
Не знаю, сколько времени я так пролежал, – часы у меня отобрали, а других в палате не было, – наверно, долго. Потом щелкнул дверной замок.
В палату вошел мужчина. Не доктор. Он был в английском костюме. Костюм синий, галстук красный. Волосы были длинные и темные, а глаза еще темнее. В руке этот тип держал черную трость с золотым набалдашником, хотя я не заметил, чтобы он хромал.
Я сел и подтянул одеяло к подбородку. Вы не поймете, что такое «беззащитный», пока не окажетесь наедине с незнакомцем, одетые лишь в жалкий больничный халат.
Мужчина придвинул к кровати стул. На его полных губах играла ироничная улыбка. Пожалуй, они были даже слишком полны для такого тонкого лица. Он утвердил трость между безупречно начищенных черных туфель и положил обе руки на рукоять.
Потом улыбнулся. Ослепительно. Из всех моих знакомых только Абигейл Смит могла перещеголять его по этой части.
– Наконец-то мы встретились, Альфред Кропп.
Не американец. Я плохо разбираюсь в акцентах, но его был похож на испанский.
– Кто вы?
– Твой лечащий врач Дурр Домм. Шучу, конечно, но вижу, что тебе не смешно. Можешь звать меня Нуэве.
– Нуэве? – переспросил я.
– Si. [2] Нуэве.
– Что вам надо, мистер Нуэве? – спросил я и глянул на закрытую дверь.
Можно колотить в нее и вопить в надежде, что санитар-бульдог придет на помощь. Но, с другой стороны, он пропустил этого Нуэве в палату, и вряд ли можно рассчитывать, что он бросится меня спасать.
– Давай договоримся: я зову тебя Альфредом, а ты меня Нуэве. Просто Нуэве, por favor. [3]
– Просто Нуэве, – отозвался я эхом.
Он оперся подбородком на руки, и его скульптурная голова увенчала трость.
– В прошлом году у меня была двойка по испанскому, но я точно знаю, что «нуэве» – это «девять».
Он снова улыбнулся, но уже не демонстрируя свои превосходные зубы.
– Ты новый Оп-девять? – спросил я. – Агент Конторы, не соблюдающий протокол. Тот, для кого не существует правил.
– Я здесь по поручению директора Смит, – пояснил Нуэве. – Она просила передать извинения, что не может навестить тебя лично. Направляется в штаб-квартиру.
– Она уехала из страны?
Нуэве кивнул.
– А ты – нет.
Он улыбнулся.
– Может, ты доставляешь посылочку.
Он негромко рассмеялся:
– Ты правда думаешь, что Контора имеет к этому какое-то отношение?
– Вообще-то, да.
– Работали дилетанты. Сложно, рискованно и слишком уж вычурно. Займись тобою мы – поверь, сейчас ты отдыхал бы на том свете, а не в этих чудесных апартаментах.
– У меня Печать, – сказал я. – Кроме вас, никто не знает, что она у меня. И вам она нужна. Кто еще пришел бы за мной ради этой Печати?
– С чего ты взял, что ради нее? Возможно, все гораздо проще… или сложнее.
– Я знаю одно: через двадцать минут после того, как я сказал вашим людям, что Печать у меня, появился какой-то тип, который выстрелил в моего друга, порезал меня, а потом подорвался.
Нуэве пожал плечами.
– То есть ты хочешь сказать, что АМПНА не имеет к этому отношения? – спросил я.